Алексей Малашенко
Кому передать дела государственной важности – вот главная проблема Ислама Каримова.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
У Каримова нет ни верного клана, ни «семьи»
О президентских выборах в Узбекистане пишут мало и лениво. Интриги нет, все заранее понятно. «Папа жил, папа жив, папа будет жить». Киргизский аналитик Ганижан Халматов именует узбекистанские выборы «театром политического абсурда». Иногда этот абсурд сравнивают с положением в России. Однако между двумя странами наряду с похожестью есть как минимум одно различие. В Москве режиссеры менялись, а на подмостках Ташкента с июня 1989 года (когда Ислам Абдулганиевич стал первым секретарем Центрального комитета Коммунистической партии Узбекистана) действует только один постановщик. Вот это стабильность так стабильность.
Тем не менее ситуация в Узбекистане – то, как она незаметно, но все-таки развивается, – интересна.
Точкой отсчета нынешнего этапа развития страны принято считать трагедию в Андижане в 2005 году. Она до сих имеет несколько истолкований, а число ее жертв в разных интерпретациях различается чуть ли не на порядок. Я бы, однако, вернулся в 2001-й, когда после теракта в Нью-Йорке Ташкент тотчас заявил свои права на роль главного союзника США в Центральной Азии по борьбе против терроризма. И первое время в этом преуспел. Во всяком случае, стало очевидно, что сотрудничеству, прежде всего военно-политическому, вовсе не мешают разного рода идейные несовпадения и «цивилизационные специфики». У Узбекистана тогда появился уникальный шанс благодаря внешним субсидиям провести вторую волну реформ, решить многие внутренние проблемы.
Помешала коррупция
Этого, однако, не случилось. Причем сразу по двум причинам: руководство страны оказалось не готово к кардинальным переменам, рассчитывая сначала получить внешнюю финансовую помощь, а уже потом действовать по своему усмотрению. Иностранные спонсоры, в свою очередь, поставили ряд условий, которые для местного правящего класса оказались невыполнимы. Одним из условий, кстати, было реальное усиление борьбы с коррупцией (бороться против нее – все равно что плевать против ветра). В итоге деньги Ташкенту хотя и выделили, но намного меньше, чем хотелось бы. Отношения, конечно, улучшились, но не переросли в стратегическое партнерство.
Тут и грянул Андижан. Каримову сразу все припомнили. Но и сам он всем все припомнил. Была выставлена за дверь база американских ВВС в Ханабаде. Против Ташкента ввели санкции. Вспомнили о свободах и правах человека. Даже братья по тюркской крови, стремящиеся в Европу турки, и те, поддержав ОБСЕ, осудили Ташкент (в отместку за что в 2006 году Узбекистан не приехал в Анталью на Курултай глав государств тюркоязычных стран). В конфликтную щель между Узбекистаном и Западом тотчас вклинилась Россия, которая никогда не задавала щекотливых вопросов касаемо Андижана, прав человека и прочих неудобств внутренней политики.
История пошла по кругу. Однако диаметр круга оказался не столь большим, и уже в 2006 году на Западе вновь вспомнили о специфике узбекской политической традиции, что, дескать, не стоит из-за «какого-то Андижана» изолировать великую центральноазиатскую державу и проч. Фактически были признаны неэффективными экономические санкции против Узбекистана (раньше, оказывается, об этом не знали). Немцы, те вообще выступают за пересмотр, по сути отмену, этих санкций. Представители Международного валютного фонда, Азиатского банка развития заговорили о «высоком уровне сотрудничества» и даже об «искреннем обмене мнениями».
Раздражитель многовекторности
В Ташкенте тут же опять вспомнили о вызывающей у российского партнера скрежет зубовный многовекторности. К этому добавим, что Узбекистан далеко не в восторге от мощной экспансии России в его энергетической сфере. А тут еще конфликт вокруг Ташкентского авиационного производственного объединения им. Чкалова. Так что нынешние отношения между двумя странами назвать полностью безоблачными нельзя.
Как опытный игрок, Каримов понимает, что сегодня он имеет очень неплохие возможности для маневра во внешней политике, что в каком-то смысле способствует поддержанию его авторитета внутри страны.
Да, выборы 23 декабря и в самом деле выглядят формальностью. Однако президент не выпускает их из поля своего внимания. Для него важен не результат, но сам процесс, позволяющий ему еще раз продемонстрировать: a) собственную силу, то есть способность полностью контролировать ситуацию, b) мудрость, c) демократизм, в отсутствии которого его упрекают (и все равно будут упрекать).
Кстати, сам Каримов является «непартийным кандидатом», выдвинутым от Движения предпринимателей и деловых людей Либерально-демократической (естественно, правящей) партии Узбекистана. Что само по себе показательно, ведь узбекистанские предприниматели и деловые люди активны, европеизированы и┘ циничны. Их внешний вид вполне отвечает идее современности и процветания и плохо ассоциируется с особенностями национальной политики.
Обруч авторитаризма
Обруч любого авторитарного режима рано или поздно начинает ржаветь и лопаться. Демократическая же система крепит государство и общество одновременно несколькими, пусть и кажущимися, тонкими «цепочками» – нормальным рынком, свободами, гражданскими правами, возможностью свободного политического выбора. «Цепочки» требуют постоянной заботы, ответственности со стороны каждого члена общества. Обруч вождистского государства кажется надежнее. Но когда он рассыпается, то починить его трудно, тем более непросто его менять: процесс замены чреват немалыми опасностями, прежде всего дестабилизацией.
Рано или поздно, но любой авторитарный режим приходит к тому, что полностью игнорировать «цепочки демократии» невозможно. Он вынужден искать опоры в обществе, он становится инстинктивным – пусть и очень формальным – демократом. В противном случае режим, в первую очередь его глава, провисает, оставаясь один на один со своим окружением. Окружение это далеко не надежно. За льстивыми улыбками кроются и страх, и ненависть. Это прекрасно понимал покойный Туркменбаши, безжалостно тасовавший колоду своих придворных. Это понимает Владимир Путин, опасаясь усиления среди его окружения той или иной группы влияния.
А разве не понимает этого Ислам Каримов? Говорят, он стал нервным и подозрительным. Чисто по-человечески его жалко. У него нет ни верного клана, нет «семьи», той самой большой семьи, которая, может, и не столь надежна, как политическая опора, но которая, так сказать, понятна, от каждого члена которой ясно, что ожидать. Быть может, это самый одинокий авторитарный вождь.
Восточные традиции ни при чем
Идеология центральноазиатского авторитаризма зиждется на «восточной традиции». Один из условных оппонентов Каримова на предстоящих выборах Акмаль Саидов, рассуждая о своей программе, говорит о «дальнейшем укреплении принципов непосредственной и опосредованной демократии, соответствующих национальным, политическим и правовым традициям нашего народа┘». Саидов, конечно, прав, как прав и Ислам Каримов, неоднократно заявлявший то же самое.
Но вот вопрос. Эти самые древние традиции есть и в Пакистане, и в Турции, и в Иране, где тем не менее существует публичная политика и ведется (не как в Швеции, конечно) политическая борьба. Там не обходятся без демократии. Да что греха таить, сам палестинский ХАМАС со всеми его традициями, и то сообразил, что есть-таки большая польза от демократии, и выиграл выборы.
Мне кажется порою, что те самые национальные особенности демократии в огромной степени есть ее советские особенности. А если вспомнить, что все нынешние лидеры – русско-советско-язычные, то сами понимаете, что Ходжа Насреддин тут ни при чем.
Сейчас многие пишут, что, идя на третий срок, Ислам Каримов нарушает Конституцию. Да, нарушает. Но мы-то имеем дело с авторитарным режимом, для которого Конституция не более чем текст на бумаге, который поддается любым истолкованиям. И обижаться на авторитарного вождя – все равно что упрекать волка в том, что он сер и зубаст.
Имитация демократии
Даже восточная деспотия с тоталитарным уклоном нуждается в том, чтобы ее освежили. Вот новый лидер Туркмении Гурбангулы Бердымухамедов это почувствовал. Он не мог начать не с оттепели. И с этой точки зрения ситуация в Туркмении имеет огромное значение для всех остальных, в том числе для Ислама Каримова. Если в Ашхабаде вернутся на круги своя, то можно вздохнуть с облегчением, а вдруг нет – тогда Ташкенту никак нельзя будет игнорировать «новое мышление» соседа.
Страх перед демократией и одновременно признание неизбежности ее подключения к режиму становятся характерной чертой центральноазиатских режимов. Но демократизация всегда откладывается на потом. Публику можно понять. «Разавторитарирование» ведет к утрате власти. Так пусть тогда им занимаются наследники. Великое «после нас хоть потоп» актуально на века.
Но даже при полном и безраздельном володении своим государством забросить демократию в чулан невозможно. Вот и приходится назначать сразу пять кандидатов на высший пост, направлять аж 23 300 наблюдателей. И, конечно, приглашать народ из ОБСЕ. Без нее не обойтись. ОБСЕ охотно поучаствует в игре и примет некое компромиссное решение, которое наверняка удовлетворит обе стороны, хотя и вызовет дежурную перебранку между ними.
Достаточно ли это будет для снятия санкций с Узбекистана? Какая разница, они ведь и в самом деле мало что значат.
Рейтинг регионов показателен
Интересно другое. Похоже, что уже список кандидатов является косвенным свидетельством того, на какие группы интересов (кланы, регионы) Каримов продолжит делать ставку. Среди кандидатов – трое «ташкентцев», трое «самаркандцев». Разумеется, говорить о серьезном политическом рейтинге каждого из кандидатов не приходится. Зато в данном контексте это может значить «рейтинг регионов». Занятно, что среди кандидатов нет ни одного выходца из Ферганской долины. Это не походит на «редакторскую ошибку». Это своего рода намек на недоверие. А ведь в Долине живут примерно 50% избирателей.
Есть еще Хорезм, вскормивший когда-то первого и последнего реального оппонента Ислама Каримова – Мухаммада Салиха, сражавшегося с ним на единственно увлекательных президентских выборах в 1991-м. Тогда у себя в Хорезме он получил больше 50% (да и вообще истинные результаты тех выборов – тайна за семью печатями). Ныне хорезмийцев успокоили тем, что их человек, Ильгизар Сабиров, стал председателем Сената – Олий Мажлиса.
Есть честная оппозиция? Есть, конечно, но с ней разделались по методике московской политтехнологии. Семь независимых кандидатов не успели подать в избирком необходимые документы. Вот интересно, сколько бы собрали (причем не только в Узбекистане, но и в России) оппозиционеры-либералы, не будь в руках у власти административного ресурса и при наличии свободы слова в электронных СМИ. Совсем немного, наверное, и большой угрозы для режима они бы не составили. Но это я так думаю. Но пока что отслеживание их побед и поражений полностью возложено на плечи правоохранительных органов.
И, наконец, о реальной, но странной силе, именуемой исламскими радикалами. После Андижана многие сочли, что тот бунт только «начало исламистских славных дел». Но исламисты ушли в тень, и их влияние на выборы внешне незаметно. Ниша же мусульманской фразеологии нынче достаточно заполнена сторонниками главного претендента.
Но исламисты никуда не ушли. Мировой опыт показывает, что они остаются востребованными во всех мусульманских странах, особенно там, где люди разочарованы властью.
Итак, какие выводы? Да никаких. Переживет Узбекистан и эти выборы. И все будет правильно. Сколько проголосует за Ислама Абдулганиевича – 75, 85 или еще больше процентов.
Интрига случится позже. Она будет называться «преемник». Когда она начнется и кто войдет в список, не знает никто. Тем более что у любого правителя есть как политические, так и биологические ограничители. Вопрос о преемнике с повестки дня не снимается. Об этом пусть и не говорят, но думают в каримовском окружении.
