Россия критикует усилия НАТО в Афганистане, но не спешит увеличить свой вклад в урегулирование ситуации.
Фото Reuters
Министр иностранных дел России Сергей Лавров недавно отметил, что некоторые важнейшие дипломатические проблемы не обсуждаются открыто, а лишь «за кухонным столом». Это выражение времен СССР очень кстати. Многие истины в международных отношениях постигаются только в ходе открытых дискуссий, а не в рамках небольших закрытых групп.
Необходимость в открытом и углубленном диалоге особенно актуальна для отношений между Россией и НАТО. Риторика российских официальных лиц в адрес альянса как минимум сбивает с толку. Сначала они сетуют, что расширение блока является «провокацией» и новые члены превращают его в антироссийскую организацию. А уже на следующий день эти же лица предлагают поставить один из наиболее спорных международных вопросов – размещение элементов системы ПРО в Европе – на повестку дня в Совете Россия–НАТО.
Десять-пятнадцать лет назад, когда идея расширения альянса только начинала обсуждаться, я лично считал, что этот шаг был бы ошибочным или хотя бы преждевременным. На то у меня было две основные причины. Во-первых, я полагал, что приоритетной задачей является нахождение способов сотрудничества с Россией по главным вопросам безопасности. И мне казалось, что те, кто призывал к расширению, не относились к этой задаче достаточно серьезно. Во-вторых, я опасался, что расширение блока, с одной стороны, позволит государствам Варшавского договора интегрироваться в трансатлантические институты, но с другой – может затруднить выход стран бывшего СССР из изоляции.
К 1997 году я понял, что НАТО дает нужные ответы на мои вопросы. Альянс пригласил трех новых членов, подписал Основополагающий акт с Россией и сформировал Комиссию НАТО–Украина. Он создал систему для расширения сотрудничества в области безопасности со всеми странами Восточной Европы и Евразии на основе взаимных договоренностей.
Конечно, наличие нужных ответов не дает гарантий того, что этот процесс идет легко. Но разногласия – это не провал. Наоборот. Пока новые отношения будут строиться на основе прозрачности, расширение альянса и активизация сотрудничества с теми, кто не является его членами, лишь усилит безопасность Европы. Формирование Совета Россия–НАТО в 2002 году – явное свидетельство того, что данный процесс идет хорошо.
С 1997 года и даже с 2002 года произошло немало изменений. Две новые тенденции станут определяющими и для будущего отношений между Россией и НАТО. Проблема в том, что они направлены в противоположные стороны. И пока трудно с уверенностью сказать, какая из этих двух тенденций возьмет верх. Первая – положительная – это всеобщее признание того, что интересы в области безопасности НАТО и России пересекаются.
Учитывая то, что у альянса один крупномасштабный проект – война в Афганистане, тут нет места для сомнений. Поэтому российская критика усилий блока в этом государстве зачастую удивляет представителей стран – членов НАТО. Особенно в контексте чрезвычайно слабого участия Москвы в этих усилиях. Ведь, несмотря на недружественный тон, в самой критике звучит признание того, что и российская безопасность зависит от успеха афганской операции НАТО.
Недавно сделанное президентом Владимиром Путиным предложение о сотрудничестве России и США в противодействии нарастающей угрозе иранской ракетной программы, похоже, содержит аналогичное послание: передовые военные технологии в руках враждебных и непредсказуемых режимов являются угрозой для всех нас. Есть и другие примеры продолжающегося сотрудничества между НАТО и Россией, и они подтверждают наличие общих интересов. Тот факт, что Россия и НАТО сталкиваются с общими угрозами, является лучшим основанием для того, чтобы с надеждой смотреть на будущее сотрудничество между ними.
Но, к сожалению, есть еще одна новая международная тенденция, работающая против этой надежды. Я имею в виду частые заявления, которые можно слышать от российских комментаторов и официальных лиц, о том, что, поскольку Россия стала более сильной и более самодостаточной, чем десять лет назад, она должна пересмотреть или даже выйти из международных договоренностей, которые были достигнуты в этот период. Многие из этих заявлений не имеют под собой реальной почвы.
Есть мнения, что ранние отношения России и НАТО сводились к «партнерству по принуждению», или что Запад «боится» восстановления сильной России, или что Европа и США отвергают «независимую» внешнюю политику России. Не стоит забывать и заявление о том, что Европа «переполнена новыми вооружениями», угрожающими России. Я даже слышал, как один российский специалист сказал, что у НАТО теперь больше танков в Европе, чем у Гитлера в 1941 году! (Интересно, знают ли специалисты, делающие такие заявления, что сегодня число танков во всех европейских членах НАТО снизилось на 50% со времен окончания холодной войны?)
Североатлантический альянс должен находиться в постоянной готовности к открытым и энергичным дебатам с Россией о вопросах безопасности, касающихся обеих сторон. Такой диалог часто приводит к улучшению сотрудничества. Западные дипломаты, например, признают, что российские претензии способствовали усовершенствованию плана Ахтисаари по Косово. А неудовлетворенность работой бывшего Совместного постоянного совета, сформированного в 1997 году для консультаций между Россией и НАТО, привела к созданию нынешнего более эффективного института. Если возникнет необходимость внести корректировки в Договор об обычных вооруженных силах в Европе, как только он будет ратифицирован, мы тоже будем готовы их учесть.
Ни НАТО, ни Россия не выиграют от придумывания мифов относительно прошлого. Один из самых опасных таких мифов, который надо побороть, о том, что Запад воспользовался слабостью России в 1990-е годы. Все, кто был задействован в дипломатическом процессе того периода, знают, что слабость России не сделала ее более уступчивым партнером, а лишь менее эффективным и предсказуемым. Слабость иногда заставляла Москву вести недальновидную и контрпродуктивную политику. Это подвигло некоторых российских политиков использовать разногласия с Западом в своих интересах.
Вот два простых примера. В 1999 году сильная и самодостаточная Россия, несомненно, имела бы другой взгляд на преимущества и недостатки захвата аэропорта в Приштине – глупая выходка, которая чуть ли не сорвала совместную миротворческую миссию в Косово. А в 1998 году сильная и самодостаточная Россия скорее всего увидела бы риск, связанный с решением позволить Ираку выгнать инспекторов по вооружениям ООН. Дав Саддаму Хусейну пренебречь международными обязательствами на тот момент было исторической ошибкой, за которую всем мы, и моя страна особенно, продолжают платить высокую цену.
Можно даже сказать, что эти шаги отражают представление слабой страны о том, как бы действовала сильная, но, переоценивая скромный краткосрочный успех, она игнорирует негативные долгосрочные последствия. Сегодня многие в Европе и США задаются вопросом: не находится ли ныне действительно сильная Россия под влиянием того же представления?
Стремясь расширить сотрудничество между Россией и НАТО в течение последнего десятилетия, нам следует учесть факторы, оказывающие наибольшее влияние на этот процесс. Особое значение имеет вовсе не то, каким образом и как часто мы проводим консультации, а то, можем ли мы всегда с уважением относиться к целям и политике каждой из сторон? Можем ли мы в принципе понять легитимность целей друг друга? Фактор престижа, репутации и доверия – то, что ученые называют «мягкой силой», – это не абстрактное понятие науки. Будучи американцем, я знаю, какие негативные последствия ожидают государственную дипломатию, если остальные теряют веру в ее добрые намерения. Остальным следует извлечь из этого урок. Это могло бы дать нам более четкое представление об отношениях России и НАТО сразу по двум направлениям.
Первое. Российским властям, возможно, будет сложно признать публично, но в частном порядке это уже обсуждается: в то время как Россия, казалось, пользуется улучшенной международной репутацией, последний год, наоборот, нанес значительный ущерб ее имиджу – ее «мягкой силе». Данные последних опросов подтверждают эту тенденцию. Согласно опросу, проведенному Pew Project on Global Attitudes, общественное мнение о России во Франции и Германии хуже, чем даже в Польше! В контексте слов Сергея Лаврова о «кухонных столах» не стоит делать вид, что этой проблемы не существует, отказываясь ее обсуждать. Признание ущерба, нанесенного международным позициям государства, – первый шаг к их восстановлению.
Вторая причина того, что «мягкая сила» имеет важное значение для будущих отношений России и НАТО, – это то, что многосторонние форумы позволяют восстанавливать потерянное доверие. Для США альянсы в последние годы выступали основным барометром внешнеполитических проблем. Они четко показывали, когда и где необходимо поработать над восстановлением доверительных отношений с другими странами. Союзы также являются важнейшим инструментом для восстановления международного консенсуса.
Россия вряд ли скоро проявит интерес к вступлению в НАТО. Но сотрудничество с альянсом представляет хорошую возможность для укрепления «мягкой силы». Все мы, в том числе и Россия, только выиграем, если эта возможность в конце концов будет использована.