Лика Рулла в роли Зойки.
Фото РИА Новости
Часто ловишь себя на сходстве со старым Лиром, который, выслушав дочь Регану, вдруг понимает, что проклятая им Гонерилья была, оказывается, в два раза лучше этой дочери. После очередного спектакля Богомолова поневоле сожалеешь: ну, как же можно было ругать Серебренникова, который все ж не на пустом месте строит свои фантазии... А в чем состоит главнейшая мечта театрального критика? Поругать и после отрицательной, даже разгромной статьи услышать в трубке голос режиссера: прочитал, согласен, вы просто открыли мне глаза... Но так не бывает. Вернее, так бывает – через год, и это – минимальный срок, нужный для прощения, а сразу после статьи обыкновенно слышишь проклятия, и редко какой режиссер скажет: Х., который разругал спектакль, – плохой критик. Нет же – чаще в таких случаях говорят, что Х. – подлец, каких мало, дрянь, и то, что до того этот самый режиссер звонил, при встрече бежал здороваться, жаловался на трудную жизнь в театре, – память режиссерская коротка. Впрочем, это – не о Серебренникове.
Нынешняя его премьера в МХТ, как и прежние, ведет диалог не только с автором «Зойкиной квартиры» Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, но и со временем. Спрямляя концы, Серебренников все события из 20-х годов прошлого века переносит в наши дни, и Михаил Трухин, который играет Аметистова, являясь в квартиру Зойки с Курского вокзала нищим, как капуста, разоблачается, снимает фуфайку за фуфайкой, пиджак за пиджаком. Сверху – триколор, под ним – белая ленточка, дальше – гвардейская, наконец, остается в белой майке с портретом Путина (в спектакле Серебренников отвечает за все: и за режиссуру, и за подвижную конструкцию-квартиру, костюмы придумал тоже он)... Булгаковский китаец Херувим остается китайцем, но уже «нашим», гостем-гастарбайтером (Евгений Сангаджиев), а тема, тема пьесы, очень часто в советские годы отступавшая в тень, на второй-третий план, вообще казавшаяся не важной и не самой главной – тоска по Парижу, и мечта – во что бы то ни стало, за любые деньги уехать в Париж – она-то и выводится Серебренниковым «в люди». Валить отсюда, валить – другого выхода нет! – об этом же написал Булгаков, правда, герои-беглецы у него – нехорошие люди, ну, так что же – и уста нехороших людей, как уста младенца, порой глаголят истину.
Серебренников – из немногих, кто, сблизившись с властью на опасно близкое расстояние, не теряет желания говорить что хочет. Вот в Венеции, представляя новый фильм, вышел к публике в футболке Pussy Riot. На роль Обольянинова пригласил завсегдатая всех протестных торжеств Алексея Девотченко – и в его устах, конечно, все слова про то, что жить в России сегодня невозможно, приобретают второе дно. Впрочем, как не заметить на полях, что в том же «протестном качестве» тот же внесценический имидж актера уже имел в виду Кама Гинкас, когда позвал Девотченко на роль Поприщина в «Записки сумасшедшего». Ну, так что же – не наказуемо. Актер он – очень хороший, тут – на своем месте.
Еще немаловажное достоинство спектакля – редкое по нынешним временам осмысленное и понятное использование видеовозможностей, будь то компьютерная анимация, которой начинается спектакль, или переходы крупных актерских планов с черно-белого в цвет и обратно, – для наркотического морока, угара, в котором оказались, живут, загнали себя бесповоротно обитатели Зойкиной квартиры, – это все кстати, играет.
Те, кто видел весенние и летние предпремьерные показы «Зойкиной квартиры», радуясь злободневности получающегося спектакля, хвалили все и всех, кроме одной исполнительницы Зойки Лики Руллы. Звезда мюзиклов, она понадобилась Серебренникову, вероятно, еще и потому, что петь умеет – в спектакле занят живой оркестр под управлением Дмитрия Власика, и все актеры тоже поют живьем, с использованием гарнитуры, которая, к сожалению – издержки производства, – мешает «разбежаться» мимике. На премьере Рулла вовсе не казалась инородным телом – может быть, еще и потому, что в недавней истории МХТ имеется уже опыт такого вот осмысленного приглашения: Рената Литвинова играет Раневскую в «Вишневом саде» Адольфа Шапиро. Лика Рулла играет ровно то, что, вероятно, и попросил режиссер. Вульгарна немного? Такой написана Зойка. В этом спектакле она чем-то даже напоминает провинциальную приму Кручинину из «Без вины виноватых», заботится обо всех, кто попадает в круг ее внимания... Та же щедрость и широта каждого жеста.
Каждый режиссер, конечно, по-своему решает сцены «ателье», имея в виду, что квартира превращается понемногу в «веселый дом». Тут, правда, на мой вкус, девушки подводят постановщика, формы свои не скрывают, у одних – лапидарные, у Манюшки (Ольга Добрина) – щедрые, и она с готовностью обнажает их, исполняя почти цыганские или даже африканские па, но характеров, к сожалению, так и не создают. А ведь каждая – со своей историей, не одна только Алла Вадимовна (Светлана Мамрешева) заслуживает у Булгакова право на свою историю и личную драму.