Андрей Серенко
Фото Reuters
Политическое реформирование государства стало едва ли не самым увлекательным (разумеется, после непрекращающейся сладостной «гибели за металл») занятием для отечественной элиты. Несть числа инициативам, вбрасываемым в последние девять месяцев в общественное мнение функционерами партии власти и номенклатурой оппозиции. Все хотят все улучшить и оптимизировать – многопартийность, выборность губернаторов, уличную активность, правительственную открытость и пр.
Несмотря на обилие реформаторских проектов, не покидает ощущение все более углубляющейся пропасти между политической элитой (не важно, правящей или еще дожидающейся своей очереди) и тем, что раньше называли «простым народом» – населением провинции, весьма далеким, как от распильных практик административного класса, так и от обличающего пафоса профессиональных борцов с этими практиками. Нынешнее политическое пробуждение почти никак не затронуло регионы: ничтожно малые группы гражданских активистов в субъектах Федерации при всей их пассионарности лишь подчеркивают предельную элитарность протеста.
Партия власти сегодня как надоевший муж (о «вечно женском» в русской душе писал, помнится, Николай Бердяев) – любви и страсти к ней больше нет (как в начале нулевых), но и к расставанию российское общество, как показали последние президентские выборы, еще не готово. Да и к кому уходить? Героев-любовников появилось много, но пресловутого надежного плеча среди них не просматривается.
Поэтому увлекательная для столичной публики игра под названием «политреформа в России» в целом оставляет абсолютно равнодушными массы, проживающие за пределами Москвы. Попытки создать сверху некие скрепки для поддержания связи с общественным мнением, подтянуть его до уровня идущей в политическом классе дискуссии – через открытые правительства, общественные палаты и советы, готовящиеся законопроекты по организации общественного контроля и т.п. – обречены остаться бракованными костылями, которые в конечном счете окажутся не нужными ни власти, ни оппозиции, ни «простому народу».
Проблема здесь кроется в главном, системном недостатке предлагаемых общественному мнению проектов – в их абсолютном вербальном измерении. Новые партии, митинги на улицах, правильные лозунги, новые законы, общественные советы, палаты, органы общественного контроля – все это имеет для народонаселения исключительно словесную форму («чисто поговорить»). Безо всяких надежд на превращение ее в хотя бы какое-то подобие Дела. А без такой трансформации какие-либо изменения в реальности практически невозможны.
Усталость российского (немосковского) общественного мнения от вербальной политики, от безнадежности слов и безответственности обещаний, которые никогда не превратятся в Действие, – главная причина социально-политического кризиса в стране. И новые порции словесно-политической трескотни, сопровождающие «процесс политического реформирования РФ» (без разницы – со стороны власти или оппозиции), лишь усугубляют ситуацию непонимания и отстраненности провинции от Центра.
Вернуть вес политическому слову – в этом, на мой взгляд, должна прежде всего заключаться политреформа. Без этого ни о доверии, ни о реальном новом общественном договоре, по-настоящему стабилизирующем страну, речь идти не может.
Позитивный социальный эффект от грядущей многопартийности, от выборности губернаторов, от популярной депутатской деятельности и т.д. будет невозможен, если участники политического процесса не станут нести персональную ответственность за свои слова. И речь идет отнюдь не о законах о клевете или защите чести и достоинства.
Сегодня необходимо изменить правовой статус предвыборных обещаний для лиц, претендующих на занятие выборных должностей (депутаты представительных и законодательных собраний, мэры городов, главы муниципальных районов, избираемые губернаторы и т.д.). Сейчас реальная цена таким обещаниям – копейка в базарный день. Но именно многолетний и тотальный отказ выборных депутатов и чиновников от своих слов на следующий день после завершения подсчета голосов и является едва ли не главной причиной усиливающегося разочарования общества во власти, в ее вполне конкретных представителях, в политике вообще.
Если бы предвыборные обещания оформлялись с каждым кандидатом в депутаты, в мэры, губернаторы и президенты страны как полноценный контракт, за нарушение которого следуют вполне реальные санкции, то это бы стало реальной политической революцией в российском обществе. Это не только заставило бы претендентов на депутатские и чиновничьи кресла «фильтровать базар» и не давать совершенно пустых обещаний (тем самым придав вес политическому слову), но и сделало бы общественное мнение реальным, а не виртуальным (через общественные палаты, советы и комитеты) участником политического процесса.
Почему бы для начала в канун «эпохи больших выборов» не внести соответствующие изменения в законодательство и не предусмотреть административную ответственность избранных депутатов и чиновников за невыполнение ими предвыборных обещаний (предвыборного контракта)? И предусмотреть за это наказание – хотя бы 15 суток общественных работ без права откупиться штрафами?
Если депутат или мэр не в состоянии сделать того, что обещал людям, то пускай хотя бы улицы подметет и полы в детском саду в своем избирательном округе помоет – все толку будет больше. А систематическое нарушение предвыборных обещаний уже дает право включить болтуна-депутата или чиновника в реестр недобросовестных поставщиков услуг населению (по аналогии с уже привычными жуликами, ворующими деньги на ремонте дорог или поставках молока в школы).
Проблема ответственности за свое слово является общей для всех без исключений политических партий, провластных или оппозиционных лидеров. Однако без ее решения ни о каком реальном реформировании российской политики не может быть и речи.
Волгоград
