Михаил Бойко
Фото Reuters
События последних недель и, в частности, ажиотаж вокруг Pussy Riot свидетельствует, что противостояние внесистемной оппозиции и действующей власти вступило в новую фазу. Эту фазу можно охарактеризовать как позиционная война. Фронт становится все протяженней, оборона все глубже, удары наносятся не на главном направлении, а на флангах и, к тому же, по принципу «друг моего врага – мой враг». И уже мало кто сомневается, что информационный удар по РПЦ был тщательно просчитан и связан с излишне прямолинейной поддержкой, которую патриарх оказал одной из сторон во время президентской кампании.
Констатируем, нахрапом обрушить легитимность действующей власти не удалось. Это стало ясно после противостояния у фонтана на Пушкинской площади. Возможно ли это было в принципе? Дискуссионный вопрос.
Интересно, но никто не попытался сделать фонтан символом протестного движения, хотя оппозиция показала способность присваивать и переосмысливать даже уничижительные ярлыки, которыми ее награждали: «хомячки», «пингвины», «бандерлоги», «контрацептивы» и т.д.
Казалось бы, фонтан – это очень хороший символ: емкий, многогранный, запоминающийся, ассоциирующийся с удачей, жизнью, чистотой и благодатью. Но вот незадача, это касается только действующего фонтана. А пустой фонтан, согласно большинству словарей символов, наоборот, означает потери, разочарования и неудачи…
Позиционная война начинается там, где ни одна из сторон не имеет решающего перевеса. В нашем случае это связано с тем, что противостоят друг другу иерархическая и сетевая структуры. Первая способна концентрировать огромные ресурсы, быстро и эффективно реагировать на изменения обстановки. Вторая отличается высокой мобильностью, непредсказуемостью и неуязвимостью. Такое противостояние может продолжать десятилетиями, как было показано теоретиками сетевых войн (Netwars) Дэвидом Ронфельдтом и Джоном Аркиллой.
Если перейти на шахматный язык, стороны не могут поставить друг другу шах или мат, а стараются путем нажима или уступок загнать или заманить противника в неблагоприятную позицию, из которой можно выйти только ценой репутационных издержек. Такое положение, когда любое действие ведет к ухудшению ситуации, называется цугцвангом.
История с Pussy Riot – это типичный цугцванг в 3 хода.
1 ход, Pussy Riot: выступление группы в Храме Христа Спасителя.
1 ход, РПЦ: взрыв православной общественности, резкая реакция служителей Церкви, задержание двух участниц группы в Прощеное воскресенье.
2 ход, Pussy Riot: заявление арестованных девушек с извиняющейся интонацией и призывом к милосердию («Во всех наших выступлениях мы постоянно подчеркиваем, что панк-молебен «Богородица, Путина прогони» был именно молебном, радикальным молебном, обращенным к Богородице с просьбой урезонить власть земную и идущую у ней на поводу власть церковную. Среди нас, среди двух дюжин участниц Pussy Riot, есть немало православных, для кого храм – место глубокой молитвы. Да, наша молитва переступила порог того, что для многих допустимо в храме. Но мы не оскверняли храм, мы не кощунствовали, мы молились – и у многих священников нет сомнений, что «Богородица, Путина прогони» – именно молебен. Мы страстно молились Богородице, чтобы она дала нам всем силы бороться с нашими столь немилосердными и лукавыми владыками. И мы будем петь песни и молиться за тех, кто желает нам смерти и тюрьмы. Потому что Христос учит нас не желать тюрьмы и смерти тем, кого мы не можем понять»).
После этого РПЦ могла бы без особого ущерба для себя разрешить ситуацию, проявив великодушие и милосердие. Но произошло другое.
2 ход, РПЦ: жесткий ответ патриарха («появляются люди, которые оправдывают это кощунство, минимизируют его, стараются представить как некую забавную шутку. И печально, и от горечи сердце мое разрывается, что среди этих людей есть и те, кто называет себя православными»).
3 ход, Pussy Riot: практически безупречный и, как будто, не девушками, а кем-то стоящим за ними, составленный ответ («Горячая и искренняя молитва не может быть глумлением и святотатством – в какой бы форме она ни происходила, а потому нельзя говорить, что мы оскверняли святыню, что мы глумились над святыней»).
Цугцванг.
Как верно заметил один блогер (shiropaev), «они молились Богородице так, как сочли нужным, однако необычная, авангардная форма молитвы говорит вовсе не о намерении оскорбить кого-либо, а, скорее, о юродстве». Но даже, если отвлечься от того, можно ли считать перформанс Pussy Riot молитвой хоть в каком-то смысле, он очень хорошо укладывается в панк-традицию с ее отрицанием «организованной религии (особенно культов) как подавляющей, уводящей от реальной жизни, анти-индивидуалистической и откровенно глупой фигни» [1, с. 184]. Вспомним, панк-лозунг «No God, no Master» («Ни Бога, ни хозяина»)
В итоге, еще несколько месяцев назад никому неизвестная панк-группа получила международную известность, догнав или обогнав в этом отношении FEMEN. А РПЦ, какую бы линию поведения она теперь ни избрала, как бы ни смягчала и ни корректировала свою позицию, понесла ощутимый репутационный ущерб.
Могут ли государственные и лояльные им общественные структуры извлечь из этого эпизода какой-нибудь урок? На Западе с подобными вызовами столкнулись во время первой волны панк-революции в 1970-е годы. Решение было найдено: не наказывать, а предотвращать. В частности, охрана крупных храмов должна быть готова к подобным перформансам. Но если выступление не удалось предотвратить, то единственной адекватной реакцией является отнюдь не возмущение. Не осуждение и не требование наказания. А игнорирование. Игнорирование.
И еще раз игнорирование.
[1]. О’Хара К. Философия панка: Больше чем шум. М., 2003.
