Урок этики из-за решетки

Фото Reuters

Можно по-разному воспринимать и читать высказывания Михаила Борисовича Ходорковского. В том числе и его ответы слушателям «Эха Москвы», опубликованные на сайте радиостанции.

Можно видеть в Ходорковском воплощение собственного недовольства режимом, и тогда МБХ – святой, мученик, а его тексты – священное писание.

Можно считать МБХ теневым лидером страны и пытаться собрать из его реплик и суждений некое подобие политической программы.

Многим нравятся политические тексты Ходорковского. «Перепост» и «лайк» - разновидности автоматической реакции на их появление в Интернете.

На самом деле, МБХ пишет складные, но вторичные политические тексты. Их сила в том, что автор приобрел в глазах аудитории харизму борца и жертвы, а слабость – в том, что Ходорковский никаким политиком не является, за власть не борется и, судя по всему, никогда не станет бороться. Не в последнюю очередь потому, что сам не хочет.

Кем он станет точно, вернее, останется – так это человеком. Человеком в сложных, трагических обстоятельствах. Ходорковский-человек интереснее Ходорковского-политика и Ходорковского-святого. Антропология Ходорковского интереснее его агиографии.

В текстах, сконструированных по законам политики, Ходорковский присутствует как функция, но не как человек.

В ответах на вопросы слушателей «Эха Москвы» человека гораздо больше, и поэтому этот текст и важнее, и сильнее.

Михаил Ходорковский – это человек, существующий в совершенно определенных, всем известных условиях.

Эти условия можно охарактеризовать как безнадежность. Безысходность.

Сложно, почти невозможно спрогнозировать, смоделировать ситуацию, в которой политическое решение о его освобождении может быть принято.

По ту сторону решетки – мать, отец, жена, четверо детей.

По эту сторону – еще довольно молодой, энергичный человек с исковерканной жизнью.

У Михаила Ходорковского есть все основания для того, чтобы испытывать к Владимиру Путину откровенную неприязнь. Я не хочу рассуждать о том, кто здесь прав, а кто – нет. Речь идет об отношении.

В безнадежном положении ты ничего не приобретаешь, но и терять тебе нечего. Ты можешь позволить себе любое высказывание.

Михаил Ходорковский может говорить все, что угодно, о Путине и власти в целом. Любое, даже самое радикальное суждение будет воспринято адекватно, учитывая положение того, кто говорит.

Тем не менее┘ стоит почитать, что и, главное, КАК говорит о Путине Ходорковский, отвечая слушателям «Эха».

Есть ли у Путина совесть, спрашивают его.

«Путин проходит эволюцию обычного автократа. Среда засасывает. А жаль», - отвечает он.

«Воры ли президент и премьер?» - спрашивают Ходорковского.

«Есть то, чего я боюсь больше президента и премьера. Называется совесть. А лгать, домысливать я не привык. Разбирайтесь сами», - отвечает Ходорковский.

Его спрашивают, неизбежен ли революционный сценарий в России.

Он отвечает, что Путин прошел точку невозврата, вряд ли отдаст власть сам и подготовит преемника. Ходорковский говорит: «Увы». Он признается, что боится революционного сценария.

Повторюсь: говорит человек в безнадежной ситуации. Ему ничего не стоит солидаризироваться с самыми безответственными тезисами.

Революция, переворот для него – шанс обрести свободу.

Однако он выбирает другую интонацию. Он опасается. Он сожалеет. Не первый год сопротивляясь среде, он говорит о том, как она может изменить человека – не применительно к себе, а применительно к тем, кого ему по закону жанра, казалось бы, положено ненавидеть.

В словах Ходорковского нет и намека на сжатые кулаки, яростный взгляд, скрежет зубов. Нет и четверти тех эмоций, которые бьют через край в Интернете и на митингах, где высказываются люди, зачастую – и к счастью – не знающие, что такое безысходность.

Почему? Ответ прост.

О достоинстве Ходорковского говорят и пишут все, кто так или иначе сочувствует ему. Однако достоинство – не только в том, чтобы стоять как утес, не прогибаться под гнетом обстоятельств и плевать в лицо обидчику.

Достоинство человека – в способности сдерживаться и выбирать сложный путь вместо того, чтобы подчиниться самым примитивным, пусть и естественным, позывам.

В условиях, когда российская оппозиция, несмотря на кажущееся преобладание интеллигенции в ее рядах, переживает этический кризис, кризис культуры поведения, культуры высказываний, заключенный подает им пример того, как можно и нужно держать себя.

Это сила, заслуживающая уважения.

Юрий Лотман сказал бы, что это сила интеллигентности.