Беспрецедентно!

Слово «беспрецедентный» стало неотъемлемой частью нашего повседневного словаря. Все меньше тех, кто пишет его с лишней буквой «н». Путин каждый год беспрецедентно долго общается с народом в режиме онлайн. Беспрецедентно то, что Медведев 18 мая проведет пресс-конференцию без секретаря и заданной тематики.

Беспрецедентно все то, что камуфлирует неподвижность. Подозрительны и даже опасны смыслы, которые рождает этот альянс неподвижности с констатацией новизны.

Аккредитованные журналисты отправляют свои вопросы на сайт Кремля. Президент выберет из них «наиболее интересные», обещает кремлевский пресс-секретарь Наталья Тимакова. Авторы «наиболее интересных» вопросов смогут их задать. «Это еще одна возможность для журналистов попасть в поле зрения президента», - говорит Тимакова.

Сотни коллег готовы принять участие в этой «беспрецедентной» игре, что понятно: это их работа, а власть в России нечасто отвечает на вопросы. Но важно понимать и другое: она и сейчас, при всей декларируемой новизне формата и открытости первого лица, отвечать на вопросы не станет.

То есть формально, конечно, станет. Просто пресс-конференция 18 мая – это не диалог президента и общества, представленного прессой. Это развернутое высказывание Дмитрия Медведева о том, что лично он считает важным. «Вопрос-ответ» - это всего лишь форма высказывания, а роль журналистов – это роль президентских ассистентов.

Избранный жанр высказывания вводит в заблуждение: он создает иллюзию того, что президент и общество одинаково структурируют реальность и акцентируют проблемы – и вот они сели побеседовать.

Допустим, в списке вопросов на кремлевском сайте будет такой: «Как вы относитесь к деятельности Алексея Навального по разоблачению коррупции?» Если президент посчитает нужным и возможным озвучить свою позицию по этому вопросу (а она наверняка есть, я в этом не сомневаюсь), он ее озвучит. Если нет, то мы будем гадать: почему он ничего не сказал об этом? Он поддерживает Навального? Он против Навального? Он ничего не знает о Навальном? Никто о нем не спросил? Спросили невнятно, неконкретно?

В ходе нормальной пресс-конференции, а не стилизованного под оную монолога президента, для подобных гаданий просто не остается места. Корреспондент газеты А, телеканала B, радиостанции С получает микрофон и спрашивает то, что считает нужным. Пресса выстраивает автономное высказывание, а президент на него реагирует. Корреспондент спрашивает о Навальном, Ходорковском, Кадырове или авариях с участием «мигалок» не потому, что Медведев хочет об этом поговорить. Он спрашивает, потому что знает: его читатель, слушатель и зритель хочет об этом прочитать, хочет это услышать и увидеть.

Инициатива в ходе нормальных пресс-конференций принадлежит не тому, кого спрашивают, а тем, кто спрашивает. Пресс-конференция – это, в конечном счете, один из способов общественного тестирования власти, и поэтому тестируемый (президент) не выбирает экзаменационные билеты (вопросы журналистов) – он просто оказывается перед необходимостью отвечать, и его колебания зримы.

Наконец, журналисты не борются за «возможность попасть в поле зрения президента». За такую возможность борются те, для кого журналистика является трамплином, шансом «засветиться» и «приблизиться». Серьезная журналистика существует до Путина и Медведева, во время Путина и Медведева и – да! – после Путина и Медведева. Если рассматривать СМИ как конкурентное поле, то журналисты соревнуются за доверие аудитории. Именно в ее поле зрения они и пытаются попасть.

Власть хочет, чтобы нарисованный ею портрет общества воспринимался как правдоподобный. Представления о СМИ как о провинциальном, вспомогательном явлении – часть этой стратегии. Принимает ли пресса правила этой игры? Увы, да. Не до жиру.