Станислав Минин. Должен ли на месте крушения самолета президента Польши Леха Качиньского стоять камень с памятной табличкой? Да, это было бы правильно.
Стоит ли в надписи на табличке упомянуть причину, по которой 96 поляков во главе с президентом страны летели в Смоленск 10 апреля? Стоит ли упомянуть о 70-летии катынского расстрела? На мой взгляд, безусловно, стоит. Тогда это будет не только камень в честь погибших. Это будет памятник многолетнему историко-политическому психозу в российско-польских отношениях. Памятник его горьким плодам.
Должна ли надпись на памятнике жертвам катастрофы сообщать о том, что катынский расстрел был актом геноцида? Нет, не должна, и дело здесь не в российских комплексах, а в юридическом аспекте проблемы. «Геноцид» - юридический термин, предполагающий уничтожение людей по этническому признаку. Расстрелы поляков в Катыни, Медном и Пятихатках классифицируются юристами как военные преступления или преступления против человечности, но без доказанного мотива этнофобии их невозможно назвать геноцидом.
«Газета выборча» опубликовала познавательное интервью Марчина Войчеховского с юристом-международником Янушем Симонидесом, который рассказал, в частности, о том, что впервые понятие «геноцид» применительно к катынскому преступлению употребил советский прокурор Роман Руденко. Тогда советская сторона пыталась свалить на гитлеровскую Германию вину за убийство польских офицеров, и слов, конечно, не жалели. Ментальность тех поляков, которые говорят о «катынском геноциде» сегодня, должна быть нам понятна.
Людей, считающих, что Гитлер, а не Сталин несет ответственность за катынское преступление, хватает в России и сегодня. Среди них нет ни одного серьезного, профессионального историка, зато немало публицистов, политиков и представителей субкультуры садо-мазо, то есть неосталинистов. Маргинализация их точки зрения, ее отрыв от государственных сосцов – одно из важнейших последствий Смоленска-2010.
Да, процесс маргинализации был запущен еще до трагедии в Смоленске, но после катастрофы он стал необратимым. Точнее, кажется необратимым.
Кроме того, после смоленских событий российское общество перестало воспринимать Польшу как гомогенное, русофобское пространство. «Вдруг» оказалось, что значительная часть польской интеллектуальной и политической элиты прагматична, самокритична, мыслит трезво и никакой русофобией не страдает. Более того, эта часть элиты в силу разных причин пользуется общественной поддержкой. Россия открыла для себя Польшу, как она есть. Прискорбно осознавать, что для этого должны были погибнуть люди.
Смоленские власти заменили «польскую» табличку российской. Я беру слово «польская» в кавычки, потому что надпись на памятном камне, содержащая упоминание о «геноциде» появилась по инициативе группы «Катынь-2010» без согласования с какими-либо властями, польскими или российскими. Так называемые «смоленские вдовы», аудитория правых изданий, политики вроде Ярослава Качиньского и Антони Мачеревича, часть электората партии «Закон и справедливость» - группа, по своему настроению, аргументации, принципам построения картины мира, ментальности близкая нашим доморощенным ревизионистам и историческим мракобесам.
Российская сторона могла помочь польскому премьеру Дональду Туску в деле маргинализации этой социально-политической группы, подыграв ему, к примеру, при составлении отчета о причинах смоленской катастрофы. Речь шла, в конечном счете, о такой деликатной материи, как тон, язык, а не о признании технической ответственности российской стороны за случившееся. Россия не стала подыгрывать Туску, для которого Смоленск-2010 стал делом внутриполитическим.
Во многом именно поэтому скандальная (отчасти – многие польские журналисты, публицисты и политики не склонны преувеличивать масштаб произошедшего) история вокруг памятной таблички несет в себе черты возрождения «досмоленских» отношений двух стран. Группа «Катынь-2010» установила свою табличку в ноябре прошлого года, и с тех пор российская сторона неоднократно информировала польский МИД о необходимости ее, таблички, замены. Польский МИД молчал. Не потому, что польские власти считают катынский расстрел «геноцидом», а потому, что Туск и его партия дорожат своим электоральным капиталом и не знают наверняка, скольких политических очков им будет стоить прямая конфронтация со «смоленскими радикалами».
То ли мудрости, то ли опыта нормального диалога и нормальных взаимоотношений не хватило сторонам для того, чтобы своевременно урегулировать проблему со смоленским памятником без внутриполитических потерь. Туск изо всех сил балансирует на грани корректности и время от времени недвусмысленно дает согражданам понять, где заканчивается здравый смысл, а начинаются психоз и паранойя. Но Туск не чувствует уверенности, и держаться ему все сложнее.
Как бы ни были правы смоленские власти, как бы ни ошибался польский МИД, задача России сегодня – сохранять спокойствие, рассудительность и терпение. Необходимо учитывать те проблемы, с которыми на внутренней арене сталкивается Дональд Туск и часть польской элиты, заинтересованная в нормализации отношений с нашей страной. Многое – и самое важное – уже сделано. Главное не потерять то, чего удалось добиться.
Иначе памятник в Смоленске будет печальным символом упущенной исторической возможности.
