Сталина нет, но Сталиным пахнет

Вечером 1 февраля Дмитрий Медведев, как ожидается, будет обсуждать с членами президентского Совета по правам человека тему десталинизации. Мария Липман в связи с этим опубликовала в «Ведомостях» замечательную колонку. К ней сложно что-либо добавить, но я попробую вбросить свои «пять копеек».

Мне кажется, что нынешняя власть уже осуществила десталинизацию в доступном ей (довольно небольшом, стоит это признать) объеме. Она отчетливо проговорила то, что до поры еле бормотала: репрессии, Катынь, допустимость сталинского «эффективного менеджмента». Всему этому были даны однозначные оценки. Без негласного одобрения власти культ усатого вождя обрел причитавшийся ей общественный статус. Статус развитой субкультуры политических садо-мазохистов.

Субкультура пыталась впечатлить нас, и не в последнюю очередь саму себя, выкладывая в ЖЖ декабрьские фото заваленной гвоздиками сталинской могилы. Лично меня эти фото не впечатлили. Я видел больше у памятника Яшину два года назад. Я искренне думаю, что киноманы принесли бы больше к стене Цоя, а поттероманы – к какой-нибудь условной могиле Дамблдора.

Сталин все еще живет в риторике Геннадия Зюганова или Виктора Илюхина, но их политическое влияние с каждым годом становится все более фантомным. Жить в фантомной оболочке – незавидная участь для грозного вождя.

Это отделение мух от котлет и себя, европейской элиты, от агрессивной субкультуры – предел возможной сегодня десталинизации государства и общества. Чтобы сделать следующий шаг, недостаточно «Мемориала», работа которого интересна избранной и зачастую социально-пассивной интеллигенции. Недостаточно правозащитников, пусть даже допущенных к кремлевскому телу. Нужно нечто большее, и это нечто большее не случится с нами в обозримом будущем.

Мария Липман совершенно права: сталинизм сохраняется в гиперфункции государства и особом положении специальных служб. Этот порядок, быть может, не связан со Сталиным на уровне официальных деклараций, но связан с ним генетически и мифологически.

Сталинизм сохраняется на уровне отношения к власти. Власть является властью не потому, что выполняет функции, а потому, что является властной. Вызывает страх и трепет, желание лебезить и пресмыкаться. Ставя себя над законом и заменяя собой закон, она как будто говорит: «вот она я!» Узнанная как власть, она получает право выполнять произвольные функции и в любом объеме. От экономических реформ до нравственных норм.

«Анти-Сталин», унаследованный девяностыми от восьмидесятых, должен был стать символической надстройкой над новым, лучшим обществом. Для многих новое общество не стало лучшим. Им захотелось назад. Они поддержали реакционный порядок нулевых, критикуя порядок девяностых вместе с его символической надстройкой. Это было неизбежно.

Десталинизация невозможна без нового «Анти-Сталина» как социального мифа. Это должен быть миф порядка, продемонстрировавшего свои явные преимущества перед порядком предшествующим (то есть перед нынешним). «Анти-Сталин» может стать мифом порядка, приоритетами которого являются личность, частная инициатива, самоорганизация, ответственный персональный выбор и ограничение функций государства.

Конкуренция. Без нее у нового порядка нет ни единого шанса даже оформиться в качестве проекта. Власть должна согласиться с кем-то и чем-то свободно конкурировать. Это может быть проект, вытолкнутый «снизу». Это может быть проект, порожденный самой властью в качестве реакции на внутренние противоречия.

Сама власть в нынешнем виде не способна поменять порядок. Она связана с порядком нулевых генетически, символически и ментально.

Она не готова конкурировать с проектами, идущими «снизу», потому что не видит в них гарантий своего нормального политического существования. И она не готова к расколу ради общественной трансформации, быстрой или постепенной.

Даже если итогом этой трансформации станет фактическое сохранение власти в руках элиты нулевых. Все равно – не готова.

Значит, проветрить помещение не удастся. Окно заколочено. Почти наглухо. Сталина нет. Но Сталиным пахнет.