Заграница нам поможет?

Либерал-демократ из Эстонии Кристина Оюланд предлагает Европарламенту ввести визовые и экономические санкции против российских чиновников, причастных к «гонению на Ходорковского и Лебедева». При этом она оговаривается, что делает это не из-за нелюбви к России, а потому что российские граждане «заслуживают лучшего».

Я российский гражданин, стало быть, госпожа евродепутат старается ради меня, и меня задевает вовсе не ее старание, а форма и логика ее оговорки.

Процесс Ходорковского и Лебедева трагичен, абсурден, иррационален. И кому, в конечном счете, нужно, чтобы суд был судом, а не сценой, на которой разыгрываются абсурдные трагедии?

Это нужно депутатам из Эстонии, Румынии, Германии, Великобритании, то есть нужно условному Западу, а предложить это России можно, не любя ее, и поэтому обязательно оговариваться: это от сострадания.

Отказ от абсурда, нормализация судебной системы не воспринимаются в России как нечто, нужное ей самой. Ей хорошо с абсурдом. Она готова им пожертвовать в режиме обмена на что-то такое, что может предложить Запад и что ей, России, нужно. Но в том случае, если получаемый взамен за такой отказ ресурс не обозначен определенно или неизвестен вовсе, перспектива избавиться от абсурда и несправедливости кажется чем-то обидным, ущемляющим гордость и достоинство, обкрадывающим.

Российским гражданам нужно «лучшее», но они не понимают, где это лучшее и действительно ли оно лучшее. С одной стороны, это граждане, но с другой – несмышленыши, люди, нуждающиеся не просто в образовании, но в воспитании.

Оговорка депутата Оюланд рождает именно такой образ общества и страны. Возможно, он ошибочен. Возможно, российское общество понимает, что именно ему нужны нормальное правосудие или демократия, а не Европе или, шире, Западу, который, как ревнивый бог, ждет знаков поклонения и почитания. Что они будут нужны ему даже в том случае, если перестанут быть нужны Западу.

Но как это можно понять? По каким признакам узнать это понимание?

Это невозможно ни понять, ни узнать. Российские граждане, быть может, ценят норму, но они же не вызвали к жизни ни одного института, способного остановить несправедливость. Не указать на нее, а именно остановить. Скорректировать. Вот что сегодня видит сторонний, критически настроенный наблюдатель и именно на этом основании он делает свои выводы.

Ему ведь хорошо известно, что правозащитники в России маргинальны, а независимая пресса занимает свою миноритарную нишу.

Если общество понимает, что второй процесс над Ходорковским и Лебедевым абсурден, если абсурд непопулярен, то почему же он имеет место?

Если общество понимает «норму» и стремится к «норме», но ему, обществу, эффективно препятствует власть, то откуда у такого сознательного общества взялась такая власть?

Можно обсуждать перспективы предложения Кристины Оюланд. Они сомнительны. Кто такие чиновники, «гонящие» Михаила Ходорковского? Может быть, это прокуроры и судья, но ведь на Западе уверены в том, что они действовали не по собственной воле. В зарубежной прессе дело Ходорковского неизменно связывают с именами Владимира Путина и Игоря Сечина. Кто-то решится включить их в «список Ходорковского»? Не проще ли разорвать дипломатические отношения (на что, конечно, не решится никто)?

Важно другое. Европейские санкции воспринимаются как единственный потенциально эффективный инструмент восстановления нормы в России. Это обстоятельство вне всяких сомнений унижает национальное и, прежде всего, гражданское достоинство. Но говорят о таком унижении преимущественно те, чье восприятие национального и гражданского достоинства либо причудливо до сумасшествия, либо конъюнктурно и свободно от убеждений. Ура-патриоты и профессиональные защитники суверенной демократии. Остальные обсуждают эффективность санкций.

Если санкции окажутся эффективными, это будет победа демократии в России? Или снисходительное похлопывание по ее немощному плечу?