Что позволено Юпитеру

Генпрокурор Юрий Чайка выступил перед Советом Федерации – и вот что выяснилось.

Оказывается, число терактов, экстремистских преступлений, убийств на почве межнациональной розни увеличивается из-за «слабой работы по противодействию экстремизму и терроризму органов государственной власти, правоохранительных органов».

Оказывается, «от работы региональных и муниципальных антитеррористических комиссий низкая, исполнение принимаемых ими решений не контролируется, спрос с должностных лиц за непринятие разработанных мер слабый».

Оказывается, правоохранительные органы на Северном Кавказе слабо укомплектованы, их сотрудники должным образом не обучены и не оснащены, зато чрезмерно коррумпированы.

Оказывается, органы на Северном Кавказе «грубейшим образом» нарушают закон, списывая нераскрытые преступления на убитых боевиков без каких-либо доказательств их причастности к оным.

Оказывается, источники финансирования терроризма не были перекрыты. Оказывается, «для того, чтобы положение кардинально изменилось, необходимо всем органам власти, правоохранительным структурам пересмотреть свое отношение к делу, работу проводить четко, полно и согласованно».

Юрий Чайка рискует дезориентировать страну и общество.

27 апреля в «НГ» были опубликованы выдержки из пояснительной записки к законопроекту «О внесении изменений в Закон «О Федеральной службе безопасности» и Кодекс об административных правонарушениях». Из текста следовало, что некоторые СМИ «открыто способствуют неверию в способность государства защитить своих граждан, фактически вовлекая молодежь в экстремистскую деятельность».

Что там «некоторые СМИ» - тут сам генпрокурор с высокой трибуны нарисовал портрет государства, которое не просто не может, но и, судя по всему, не всегда хочет защищать своих граждан!

Ни один сенатор, надо понимать, не встал после доклада Чайки с места и не сказал: «Юрий Яковлевич, вы того, осторожнее. Вам бы побольше оптимизма сыпануть в доклад. Вы неверие можете посеять. Сформировать негативные процессы в духовной сфере. А там не успеем опомниться, как молодежь побежит в лес с автоматами».

Между тем, генпрокурор фактически признал, что неудовлетворительная работа государственных органов стала одной из причин московских терактов.

Те самые слова, за которые некоторые органы клеймят СМИ как «алармистов», а то и «пособников террористов», произносит важный чиновник в мундире и очках. Причем не в бане, не в пивной, а в Сенате, среди уважаемых людей с серьезными лицами, в костюмах и при кнопках для голосования.

Прокурор говорит «А» - и он молодец, он важный и основательный. Журналисты говорят то же «А» - и они мерзавцы, клеветники России. Почему?

Да потому что так устроено государственное мышление на Руси. Само по себе никакое высказывание не может быть истинным. Таковым его делает статус говорящего. У журналиста нет статуса. Он либо безвольный инструмент, либо представитель «второй древнейшей».

Журналисты – порождение той мерзкой, достойно осмеяния системы, в которой власть меняется – либо в плане лиц, либо в плане поведения. Государственное мышление на Руси базируется на том, что власть персонально несменяема, а в худшем случае рокируема и внутренне ротируема, тогда как перемены в ее поведении не могут быть вынужденными, но лишь мудро и своевременно продуманными ею самой.

«А» журналиста и «А» человека со статусом – не одно и то же «А», пусть и выглядят они одинаково. Человек со статусом говорит «А» как человек посвященный и непредвзятый, а журналист априори глуп, поверхностен и говорит «А» в лучшем случае из-за некомпетентности, а в худшем – исполняя волю своих зарубежных хозяев, которые тоже ни черта не смыслят, а лишь сеют злобу, сомнение, неверие и экстремизм.

Государственное мышление на Руси исходит из того, что лучшая критика – это самокритика, а критика извне делится на конструктивную и деструктивную. Конструктивная критика должна начинаться с констатации того, что все в целом неплохо, но нет предела совершенству. Вся прочая критика деструктивна, то есть направлена на разрушение конструкции, которая, как было сказано выше, несменяема.

Государственное мышление на Руси исходит из того, что власть никому ничего не обязана доказывать, потому что уже доказала всё и всем, стерилизовав политическое поле. Журналист апеллирует именно к жанру доказательства профпригодности – и поэтому смешон, убог и «пошел вон!»

Журналиста и чиновника, говорящего «А» («Государство нас не защищает», «Коррупция в правоохранительных органах» и проч.), объединяет одно: они обращаются к обществу. И именно в этом главная причина их антагонизма. Клеймя безобразие, журналист говорит обществу: «Я борюсь с ним вместе с вами». И чиновник говорит обществу то же самое.

Разница лишь в том, что журналист безобразие персонифицирует. Он переходит на личности, органы, структуры, системы.

Чиновник безобразие обезличивает. И оно теряется. Растворяется. Размывается.

Это борьба за право называть вещи своими или чужими именами┘