Фото Reurers
Дмитрий Медведев публично высказался в День памяти жертв политических репрессий. Он опубликовал обращение в своем видеоблоге. Он произнес слова, которые в последнее время куда чаще произносит либеральная интеллигенция и куда реже – государственные деятели и политики.
Президента тревожит, что 90% российской молодежи не знают имен известных жертв репрессий. Он убежден, что память о национальных трагедиях так же священна, как память о победах. Он называет сталинские репрессии «одной из величайших трагедий в истории России» и считает необходимым сопереживание ее жертвам.
Президент утверждает, что зрелая гражданская позиция – это, в том числе, способность принять свое прошлое таким, какое оно есть. Он считает важным «преодолевать равнодушие и стремление забыть» трагические стороны прошлого.
Медведев проводит разграничительную черту между Сталиным и советским народом, который победил в войне, поднял промышленность, создал науку и культуру.
Медведев считает, что репрессиям нет никакого оправдания. Что нет оправдания тем, кто уничтожал свой народ. Что «никакое развитие страны, никакие её успехи, амбиции не могут достигаться ценой человеческого горя и потерь»┘
Наконец-то произнесены нужные и своевременные слова, без двусмысленностей и заигрываний со сталинистскими комплексами. Наконец-то власть (вся ли?) увидела ту опасную черту, которую не стоит переступать. Косвенно, но в то же время вполне внятно дана оценка и учебникам, прославляющим «успешный менеджмент» Сталина, и выборам «Имени России», и недавнему ток-шоу на НТВ, 54% зрителей проголосовали за то, что Сталин – герой России.
Медведев, похоже, решил инвестировать свой институциональный авторитет в то, чтобы изменить градус общественной дискуссии о сталинских временах. Точно так же поступает и Русская Православная Церковь. Сегодня на Лубянке у Соловецкого камня по благословению Патриарха Кирилла была совершена панихида по жертвам репрессий.
В российском обществе сложилась аномальная ситуация, в которой государство выступает не просто в роли участника исторических споров, но и своего рода авторитета, эксперта, цензора, корректора. Для власти это потрясающий соблазн, которому до сих пор (и особенно в последнее время) она поддавалась с большой охотой. Слова Медведева – признак добровольного самоограничения власти.
Почему самоограничения?
Дело в том, что разговор о репрессиях усложняет прошлое. Разрушает простые мифы. На таком сложном поле довольно сложно заниматься исторической политикой, лелеять этот гибрид демагогии, примитивного мифотворчества и инфантилизма. Государство, таким образом, преодолевает искушение «простыми методами».
Сложное прошлое формирует критическое мышление и вместе с ним – качественно новую гражданственность, обогащенную осмысленным негативным опытом. С носителями такой гражданственности политик уже не может говорить как с глупым ребенком, которому можно внушить все, что угодно. Власть преодолевает еще одно искушение – «не меняться самой».
Медведев (умышленно или нет) тестирует свой авторитет. Он наверняка заинтересуется общественной реакцией на свое обращение. Что скажет общество? Начнется ли какая-то дискуссия? Кто его поддержит?
Будет ли вообще какая-то реакция? Станет ли интеллигенция цитировать его слова в спорах со сталинистами, для которых рациональные аргументы – не аргументы?
Быть может, слова Медведева не является отражением некого консенсуса, достигнутого «наверху». Быть может, это его личная инициатива. Это не столь важно. Важно, что слово произнесено. И это слово «хватит!» Во всяком случае, на фоне мракобесия последних лет оно звучит именно так.
Если президент Медведев действительно захотел использовать свое положение, чтобы трансформировать общество, это намерение, достойное аплодисментов. Получится или нет – другой вопрос. Сейчас такие времена, что и намерения в цене┘