В Санкт-Петербургском государственном университете прошла конференция «Религия в современной системе международных отношений». Это было яркое, громкое и духоподъемное событие.
Ярким оно стало потому, что на доклад иеромонаха Филиппа (Рябых) о миротворческом потенциале религии пришли студенты из антиклерикального Комитета 68-ми. Они пришли в костюмах. Иеромонаху внимали: юноша с пивом и семечками (в просторечии именуемый гопником), две проститутки, пара беременных геев, шахидка, сатанистка и черти.
Студентов вывели. Фото попали в блогосферу. Блогосфера забурлила.
Все это напомнило события в римском университете La Sapienza в январе 2008 года. Тогда профессура и студенты не пустили в вуз самого Папу Римского Бенедикта XVI.
Не хочу оценивать акцию Комитета 68-ми. Вне зависимости от оценок, она симптоматична. Более того, она социально значима. Достаточно просто понять, что случилось.
В России никогда не было настоящей, «европейской» секуляризации с постепенным формированием социальной ниши для Церкви. Была ситуация церковного гетто. А затем было постсоветское общество, которое до сих пор не может понять, как Церковь (и шире – религия) должна в него встраиваться, какой у нее потенциал, что она должна делать, а что – ни в коем случае.
Именно здесь рождаются причудливые гибриды вроде священника, освящающего дрожжевой конвейер, или Патриарха на подлодке.
Одновременно постсоветское общество маргинализировало антиклерикальную критику. Антиклерикализм отождествлялся с атеизмом. Атеизм – с «совком». «Совок» был преодоленным злом. Церкви сочувствовала гуманитарная интеллигенция. Как итог, символом свободомыслия в современной России является физик Виталий Гинзбург, регулярно выступающий с антиклерикальных позиций.
У Церкви были две декады покоя. Она наслаждалась признанием, вниманием и уважением. Она была свободна. Как она воспользовалась этой свободой?
Именно на этот вопрос и дает ответ акция питерских студентов.
Число «68» не должно вводить в заблуждение. Это мог быть Комитет восемнадцати. Или Комитет восьми. Авангард не должен быть многочисленным, а Комитет 68-ми – это именно авангард, за которым сотни недовольных, критически настроенных студентов.
Студенчество – своего рода социальный барометр. Подчас резко, радикально, но в то же время предельно точно оно диагностирует актуальное состояние культуры. Студент – это «человек моратория». Он не обречен на конформизм. У него развязаны руки и язык. Он несет в себе пусть расплывчатый, нечеткий, но все же проект будущего социума.
Этот проект может так и остаться проектом. А может реализоваться. Точного прогноза никто не даст.
Факт, что в рамках этого проекта отношение к Церкви становится вполне определенным. Это и есть итог 20-летки свободы.
За 20 лет Церковь убедила критически настроенных представителей поколения next в том, что ее миротворческий потенциал сомнителен. Если не сказать больше: это мнимый потенциал. Понятия «православие» и «нетерпимость» сблизились, а священник стал символом кричащей, проклинающей, грозящей кулаком ненависти к Другому.
За 20 лет Церковь убедила критически настроенных представителей поколения next в том, что религия противоречит интеллектуальной деятельности, если не разуму как таковому.
Поколение next, которое сегодня надевает костюмы проституток на доклад священника, считает, что Церковь и свобода личности несовместимы. Напротив, это поколение уверено в том, что религия удачно встраивается в любую машину подавления.
Две декады свободы Церковь потратила на то, чтобы нарисовать на себя карикатуру, написать на себя разгромную рецензию. Эту карикатуру увидели, эту рецензию прочитали.
В православных кругах уверены: инцидент в СПбГУ свидетельствует о силе Церкви. Мол, до сих пор атеисты не заявляли о себе так громко. Растущая мощь Церкви дразнит их бессильную злобу.
В православных кругах забывают, что ЭТО – не те атеисты, которых Церковь победила в конце 80-х. Это новый антиклерикализм. Вскормленный и взлелеянный самой Церковью.