Наталия Григорьева
Этому камню суждено стать либо Давидом, либо «Пьетой», либо частью гробницы.
Кадр из фильма «Грех»
Мировая премьера нового фильма Андрея Кончаловского «Грех» состоялась за несколько недель до отечественной, на Римском кинофестивале. Вполне логично, учитывая, что снято кино на итальянском языке и посвящено жизни скульптора и художника Микеланджело Буонаротти (Альберто Тестоне). Точнее, одному отрезку долгого творческого пути мастера, причем не начальному, а тому, что непосредственно предшествовал созданию его величайших скульптурных композиций.
Закончив роспись потолка Сикстинской капеллы, творец получает новый заказ – могущественное семейство делла Ровере заключает со скульптором контракт на создание гробницы одного из своих родственников, почившего папы Юлия II. Священный католический престол тем временем занимает представитель другого правящего в Италии клана – Джованни Медичи, получивший имя Лев X. Политические баталии и борьба семей за влияние не обходятся без попыток заполучить в свое подчинение очевидно величайшего художника времени. Оказавшись между двух огней, Микеланджело отчаянно пытается угодить и тем и другим, а также и самому остаться в выигрыше – собственное низменное стремление к наживе и прочим приземленным удовольствиям терзает мастера.
Успокаивают и вдохновляют разве что периодически посещающие его мистические видения, служащие словно бы подтверждением божественной природы таланта. Еще одним источником утешения и отрешения от мирского становится работа, а точнее, даже процесс подготовки к ней. Так, Микеланджело отправляется в городок Каррара, где добывают лучший в стране мрамор, и выбирает огромный кусок камня, которому суждено стать то ли Давидом, то ли «Пьетой», то ли частью той самой гробницы, одним словом – войти в историю. Весьма, впрочем, – и во всех смыслах – дорогой ценой.
К слову, о деньгах – у «Греха» внушительный в сравнении, конечно, не с голливудскими, а с российскими блокбастерами бюджет. Вложенные средства, что называется, видны на экране, при этом и само изображение, и фильм в целом выглядят весьма камерными – такой вот парадокс, в данном случае подчеркивающий мастерство режиссера Кончаловского. Все величие и масштаб кроются в деталях и звучат между строк: и в фигуре главного героя, и в непривычном формате самого экрана с соотношением сторон 4 на 3 (почти квадрат – так же был снят и «Рай»), и в самых, пожалуй, впечатляющих сценах фильма, связанных с добычей гранита. Кадры то и дело превращаются почти в живописные полотна, несмотря на сдержанность цветовой палитры – покрывающая все вокруг белая каменная пыль приглушает краски, но придает особый внутренний смысл происходящему. Люди как ожившие скульптуры, да ведь и скульптуры Микеланджело – словно живые. Вдыхая пыль и наблюдая за слаженными движениями рабочих, мастер наделит дыханием свои творения.
Путь гения как путь человека, подверженного страстям, – заложенная в «Грехе» мысль не такая уж философская, напротив, все смыслы лежат на поверхности, с легкостью применимые к сегодняшнему дню. Внимание, к счастью, в большей степени привлекает форма, в которую заключает их Кончаловский. Форма поистине изящная, кинематографичная и подходящая материалу. А вопрос о вынужденном служении государству и о необходимости подстраиваться под его нужды и нужды бренного мира, наверное, извечный и вечно актуальный, как и размышление о том, искупается ли этот «грех» самим творчеством. И, конечно, подверстать под эту тему биографию Микеланджело нетрудно. Стоит ли – другой вопрос.
комментарии(0)