Григорий Константинопольский: "В кино не бывает друзей"

Государство ни разу не давало денег на его кино, признается режиссер. Фото РИА Новости

В широкий прокат выходит картина «Русский Бес», которая принесла ее создателю Григорию Константинопольскому приз за лучшую режиссуру на фестивале «Кинотавр». Одновременно и черная комедия со множеством российских звезд в эпизодах, и кровавая фантасмагория в духе «Бойцовского клуба» и «Американского психопата», и социальная драма о преступлении, наказании и дизайнере Святославе (Иван Макаревич). Он влюбляет в себя дочку банкира (Любовь Аксенова) и на деньги ее отца задумывает открыть ресторан, убивая всех, кто пытается ему помешать, – то ли в фантазиях, то ли наяву. Накануне кинотеатральной премьеры «Русского Беса» кинообозреватель «НГ» Наталия ГРИГОРЬЕВА спросила Григория КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО о том, должно ли кино быть независимым, что бы он изменил, если бы бюджет фильма был больше, и в чем плюсы и минусы работы с телеканалами.

– «Русский Бес» был написан давно. За время, которое ушло на его реализацию, вы не перегорели?

– Бывает, что ты написал сценарий, потратил кучу времени, но никто у тебя его не купил, и ты про него забыл. Точнее, он перестал быть тебе интересен – такое случается, да. Но не с этим сценарием. Я написал его в 2011 году, восемь лет назад. И фильм мне хотелось сделать уже из принципа: все говорили, что он жесткий и никто на него не даст денег.

– К вопросу о том, что никто не даст денег…

– Никто и не дал.

– Имеете в виду государство?

– Мне государство за тридцать лет ни разу не давало денег.

– Что это для вас значит?

– Это значит, что, может быть, я делаю что-то правильно.

– То есть, на ваш взгляд, российские режиссеры должны двигаться в сторону независимости от государства?

– Кино, на мой взгляд, должно быть независимым. Когда существует параллельно независимое кино и дотационное, это не совсем правильно с точки зрения конкуренции. С другой стороны, жизнь несправедлива.

– Зато независимое кино предполагает больше свободы, разве нет? Никто сверху не диктует свои правила.

– Я вас уверяю: никто и так не диктует особо. Разве что поднимается скандал идеологический какой-то. А так дело в основном в деньгах. Есть, правда, законодательные вещи: нельзя использовать мат или, например, нельзя по телевидению показывать, как кто-то курит. Тупость, но закон. Законы не всегда правы. Их же нужно рассматривать и принимать с разных точек зрения, но чаще всего учитывается только мнение большинства.

– Но у вас мата и так нет.

– Он мне и не нужен был. Хотя он есть в песнях, и он там запикан, от чего песни, конечно, теряют сильно. Потому что, когда нежный женский голос поет нежную лирическую песню, и вдруг в ней появляется грубое, матерное слово, это действует шокирующе – именно так, как и нужно в определенном эпизоде.

– Вы являетесь, судя по титрам, музыкальным продюсером фильма. То есть все звучащие с экрана песни – ваш выбор?

– Это чудовищная история. Я собрал шикарнейший саундтрек из каверов разных иностранных групп, но потом понял, что моего бюджета не хватит даже на одну песню. В итоге я просидел три месяца, собирая новый – из наших. Но собрал еще лучше. Когда что-то нельзя, я придумываю другое – но лучше.

– В эпизодах снялись известные актеры – и снялись, насколько я знаю, совершенно бесплатно, так сказать, по дружбе. Как вы выбирали артистов и, если бы бюджет был больше, что изменилось бы в картине?

– В кино не бывает друзей, но есть личные отношения. Ребята снялись бесплатно, за что я им крайне благодарен. Если был бы бюджет, я бы им заплатил. А еще, если был бы бюджет, я бы построил декорацию ресторана другую, более грандиозную. Она и так весьма грандиозна, но недостаточно безумна и все-таки не соответствует масштабу эго героя. Я бы взял помещение на 2–3 тысячи квадратных метров. Цех завода большой, но не настолько, насколько мне хотелось бы. Я бы сделал более грандиозные фрески на стенах, так, чтобы все это выглядело действительно как ад, то есть более впечатляющее сооружение, чем то, которое мне удалось построить за три копейки. Я не мог себе позволить даже кухню – я бы хотел снять поваров и кипящие котлы.

– А в целом были ли изменения изначального замысла, изменения сценария – все-таки на поиск возможностей съемки фильма ушло много времени?

– Сценарий претерпел много изменений, это факт. Мне дал деньги Андрей Новиков – сколько смог, их было мало. Еще часть суммы, около 1,5 миллиона, мы собрали на краудфандинговой онлайн-платформе. Артисты снялись бесплатно. Многие пошли навстречу, разрешили, например, на заводе снимать бесплатно. Но если бы не было ничего, мы бы с моей женой Владиславой (продюсер фильма Владислава Фетисова. – «НГ») сняли бы это на мой телефон. И все равно это можно было бы смотреть, потому что история может быть какой угодно, главное – придумать аттракцион. И здесь аттракцион правильно придуман.

– Вы в каком-то смысле открыли актера Ивана Макаревича – именно после вашей «Пьяной фирмы» о нем заговорили как о большом артисте, несмотря на то что были и другие роли. Как вам это удалось?

– Хотелось бы пошутить о том, что он мне денег заносит (смеется). На самом деле он просто блестящий актер, и я не знаю, как так получается, что мне удается с ним работать, а другим – нет. Я об этом не думал, я просто знаю, как с ним работать – нельзя все пускать на самотек. Мне артисты не раз рассказывали, что им не говорят режиссеры, что делать, и они сами все придумывают. А ему я говорю или показываю – я чаще всего актерам показываю и работаю с теми, кому это комфортно.

– Вы требуете у актеров, чтобы они придерживались текста?

– Все импровизируют, никто не любит учить текст – я всех заставляю. Всем приходится учить мой текст, адски длинный. У Вани хорошая память, и мы все этому поражаемся – хотя все равно иногда путает и меняет слова.

– Насколько я знаю, сейчас вы заканчиваете работу над совместным с каналом ТВ3 проектом – речь о «Грозе» по пьесе Островского. До этого была «Пьяная фирма» для ТНТ. Нравится вам на телевидении?

– Мне все нравится. Телевидение, конечно, больше ограничивает свободу, чем кино. Хотя в кино я ни с кем, кроме себя, не работаю, так что судить сложно. Что касается телевидения, то ограничения здесь идеологические. Хотя и считается, что идеологии у нас нет, на деле вся она сводится к тому, что не надо ругать власть и, что называется, раскачивать лодку. А так на телевидении просят разве что «дожать» каких-то персонажей, убрать других, какие-то лишние эпизоды вырезать. Я, например, не всегда согласен. Начинаются споры, но скандалов нет – не надо, значит, уберем. Раньше я бы бился, а сейчас… ну и ладно. Важно, что и на телевидении я работаю с единомышленниками, а когда появляются не единомышленники, меня увольняют. «Я всеми признан, изгнан отовсюду» (смеется).