Гаспар Ноэ: Пьяные люди не способны заниматься сексом

Приятные люди, напиваясь, превращаются в жестоких животных. Кадр из фильма «Экстаз»

В российский прокат совсем скоро выйдет «Экстаз» – новый фильм Гаспара Ноэ, автора с репутацией провокатора, снявшего «Необратимость», «Вход в пустоту» и ту самую «Любовь», где на секс можно было посмотреть максимально крупным планом, да еще и в 3D. В его новой картине снялись в основном непрофессиональные актеры-танцовщики, по сюжету случайно принявшие подмешанные в алкоголь наркотики и оказавшиеся в замкнутом репетиционном пространстве в состоянии измененного сознания. Кинообозреватель «НГ» Наталия ГРИГОРЬЕВА спросила у Гаспара НОЭ, чем 90-е лучше нынешнего времени, не боятся ли актеры работать с ним и почему в его новом фильме почти нет секса.

– К показу «Экстаза» на Каннском фестивале вы сделали специальный постер, на котором было написано что-то вроде: «Вы ненавидели «Необратимость», вас тошнило от «Входа в пустоту», вы проклинали «Любовь», теперь попробуйте «Экстаз». Какое чувство вы хотели вызвать новым фильмом?

– Это была часть пресс-кита – специально для журналистов, потому что у моих предыдущих фильмов действительно было очень много плохих рецензий. Так что я подумал, что это будет выглядеть смешно. Ничего особенного я вызвать не хотел – «Экстаз» вообще случился очень быстро. Помню, как подумал: почему бы не снять нечто полухудожественное-полудокументальное в Париже в короткий срок? Мне удалось убедить продюсеров, что мне понадобится всего 15 съемочных дней, и они поверили и дали деньги. После чего я начал искать танцовщиков – весь актерский состав, только две роли играют еще и профессиональные актрисы София Бутелла и Сухейла Якуб. У меня была история, которую было решено снимать в хронологической последовательности, но по большей части импровизируя – как в танцевальных эпизодах, так и в диалогах. Снято все было в одном месте, что, конечно, сильно облегчало задачу. Все мои предыдущие работы стали своего рода источником вдохновения, как и фильмы 70–80-х, которые я очень люблю и названия которых можно увидеть на кассетах в самом начале «Экстаза».

– В одном из первых кадров действительно видна стопка VHS-кассет со старыми фильмами, это ваша личная коллекция? В ней немало старых хорроров – можно ли отнести «Экстаз» к этому жанру?

– Да, это действительно моя коллекция, но мой новый фильм – реалистическое кино с несколькими хоррор-сценами. История про то, как люди теряют контроль, как те, кто вначале кажется очень милым, показывают свою темную сторону. Вторую часть картины я бы, наверное, мог назвать психологическим хоррором, в то же время это танцевальное кино. Мне хотелось показать все самое лучшее и все самое худшее, что может произойти с человеком в одном фильме. В каком-то смысле я вижу «Экстаз» еще и военным фильмом, потому что во время войны человек превращается в охотника, – именно поэтому можно разделить действие на две части. В первой все счастливы и веселятся, во второй под воздействием алкоголя и наркотиков все начинает рушиться и превращается в нечто отвратительное.

– Первая танцевальная сцена выглядит как готовый номер из бродвейского мюзикла. Но я не могу себе представить, что вы являетесь фанатом мюзиклов. Так почему же главными героями фильма стали именно танцовщики?

– Мюзиклы не нравятся мне своей неестественностью: все слишком отрепетировано и организовано. Но мне нравится наблюдать за танцующими людьми. Я хотел бы снять документальное кино о музыке в Африке, ведь там, в какой бы крошечный городок ты ни приехал, на улицах будут танцевать дети – за этим можно наблюдать часами. У Дэвида Ла Шапеля есть фильм под названием «Подъем!», посвященный танцевальному жанру крамп, – и в нем как раз есть сцены детских уличных танцевальных баттлов.

В «Экстазе» я работал с американским хореографом Ниной МакНили. К моменту ее прихода я уже отобрал танцовщиков, и ей пришлось ставить хореографию для людей, которые танцуют в совершенно разных стилях, и на репетиции у нее было всего два с половиной дня. Так что она гений – я дал ей музыку и танцовщиков, и за такой короткий отрезок времени она поставила, как говорят, одну из лучших танцевальных сцен в кино. Мы сняли ее в первый же день – лучшего начала и не придумаешь. В остальном же исполнители были абсолютно свободны и делали в кадре то, что каждый из них умеет лучше всего. Поэтому, как мне кажется, действие получилось таким живым и насыщенным.

– Правильно я понимаю, что это единственная сцена, которая была отрепетирована, а все остальное – импровизация?

– Первую сцену, как я уже сказал, репетировали два дня, что не так уж много, к тому же шестеро танцовщиков из двадцати первый раз пришли на площадку уже в день съемок, и Нина должна была прогнать для них всю хореографию еще несколько раз. Все остальное – да, в какой-то степени импровизация. Я снимал сцены множеством дублей, и с каждым разом получалось все лучше и лучше – и танец, и диалоги. Я всегда так работаю, стараясь сделать каждый дубль лучше предыдущего. Никакого прописанного от и до сценария нет, хотя, конечно, структура повествования придумывается заранее, и в ее рамках актеры существуют совершенно свободно, сами развивают своих персонажей. В случае с «Экстазом» я попросил их самих придумать своим героям имена, разрешив использовать и реальные, что многие и сделали.

– Как вы подбирали танцовщиков? И были ли они изначально в курсе того, что им предстоит играть?

– Большинство из них моих фильмов не видели, но слышали о них, то есть имели представление обо мне как о режиссере и о том, какое кино я снимаю. Но когда речь идет не о документальной, а о художественной ленте, все насилие постановочное, так что никто не может пострадать ни физически, ни морально. Все получали удовольствие от съемочного процесса, мы много смеялись. Вообще это самые позитивные съемки в моей жизни – ни единой ссоры на площадке.

– Почему действие фильма происходит в 90-х – в этом есть какой-то социальный посыл или просто что-то ваше личное?

– Дело в том, что такая история просто не могла бы случится сегодня, когда мозг человека существует отдельно от его тела – в мобильном телефоне. И если уж снимать кино про современных людей, под воздействием наркотиков, застрявших в одном помещении, то все они тут же начали общаться с внешним миром через мессенджеры – а это уже совсем другая история. Я, например, смотрел фильмы из каннской программы, и почти в каждом были долгие сцены с мобильными телефонами, это очень раздражает, потому что трудно представить что-то более скучное и некинематографичное, чем смартфоны или компьютеры. Сегодня люди не расстаются с мобильными телефонами, особенно дети, которые хватаются за них с самого утра, едва проснувшись. А мне нравится совсем другая атмосфера, немного ирреальная, символистская, ощущение тесноты и близости, замкнутое пространство с единственным выходом наружу, где все в снегу. А внутри весь этот безумный цвет и свет. Чем-то похоже на многочисленные фильмы про людей, оказавшихся взаперти – когда зрителю приходится гадать, кому же из них удастся выжить.

– Алкоголь и наркотики в «Экстазе» – это необходимый элемент сюжета или скорее деталь, которая позволяет создать эффект присутствия, определенную атмосферу и погрузить в нее зрителя, заставить его максимально почувствовать и пережить опыт, который переживают герои? 

– Это фильм не про алкоголь и наркотики, а скорее про то, сколько лиц может быть у одного человека, и про то, что определенные вещества заставляют показать жестокие и злые стороны. Я бывал на подобных вечеринках, где приятные люди, напиваясь, превращались в жестоких животных, – наркотики тоже производят такой эффект на некоторых, но водка делает это гораздо чаще. Конечно, на моих глазах никто не умирал, но я, как говорится, был там, видел, как люди буквально сходят с ума, а на следующий день, протрезвев, вообще не помнят, что творили. Так что фильм о том, как хрупок человеческий разум.

– Французский флаг, который висит весь фильм на заднем плане, – это какая-то дань французскому кинематографу или отсылка к событиям в современной Франции?

– Я живу во Франции и люблю французское кино. Что касается флага, то мы долго думали над тем, какого цвета должен быть этот задник за диджейским пультом, и в результате оказалось, что французский триколор подходит как нельзя лучше, ведь тогда пространство превращается в модель общества, нации. А после чемпионата мира по футболу, когда люди действительно дрались на улицах на фоне флагов, все это обрело еще больший смысл.

– Люди, знакомые с вашим творчеством, наверняка ожидали больше секса в «Экстазе» – почему же вы решили обмануть эти ожидания и почти отказаться от секса на экране?

– Пьяные люди и люди под воздействием наркотиков вообще особо не способны заниматься сексом – они могут только говорить об этом. Мой предыдущий фильм «Любовь» рассказывал об отношениях, так что подобные сцены казались мне логичными. Когда я думал про «Экстаз» и спрашивал себя, нужны ли они здесь, то понимал, что нет, не нужны, иначе те, кто занимается сексом, автоматически станут главными героями фильма. А мне изначально нравилось, что фильм не про одного персонажа, а про группу – конечно, не все 20 человек играют одинаково значимые роли, но 8–9 равнозначных персонажей есть. К тому же после «Любви» мне все время задавали вопрос: «Неужели необходимо было показывать член крупным планом?» Не хотелось снова отвечать на такие тупые вопросы.