Артемий Троицкий горько шутит о том, как убог был быт Цоя и Науменко, но как их время было полно надежд, потерянных сегодня. Кадр из фильма
Центр документального кино выпустил на экраны «После Лета». Формально фильм о фильме, своего рода бэкстейдж картины «Лето». На деле же эта документальная история оказывается в сравнении с художественным фильмом не менее, а то и более продуманным, глубоким и серьезным высказыванием об ушедшей эпохе, людях, сделавших ее историческим и культурным явлением, и о сегодняшней России. В прокат лента вышла накануне дня рождения ее создателя Кирилла Серебренникова. Это второй фильм, на премьере которого режиссер не смог присутствовать, и второй день рождения, который он встречает под домашним арестом.
Скептик (Александр Кузнецов) – тот самый герой «Лета», то и дело прорывавший в фильме четвертую стену замечаниями о том, что «этого не было» или «все было не так», – теперь разбирается, как же было на самом деле. Для этого он водит по декорациям свидетелей тех дней и тех событий, о которых снят фильм, близких друзей, коллег и знакомых Майка Науменко и Виктора Цоя. Сами они ничего уже рассказать, к сожалению, не могут, зато «оживают» в кажущихся здесь почти архивными, документальными (в «После Лета» играют не только с цветом изображения, но и с фильтрами) рабочих материалах, оставшихся от съемок «Лета». На них Рома Зверь в образе Майка и Тео Ю – Цой почти не говорят, даже не поют, на фоне звучат оригинальные записи песен «Зоопарка» и «Кино».
Наталья Науменко придирчиво осматривает декорацию их с Майком комнаты в коммуналке, замечает, что не хватает пассатижей, которыми переключали каналы на телевизоре. Зато постеры на стенах – Марк Болан, Beatles – такие, как нужно. Скептик ведет ее в коридор, оттуда в кухню («У нас было чище»), каждый раз подводит к окнам, у которых они курят, будто ненароком спрашивает, как им жилось с Майком и как им жилось друг без друга. «Фильм разве об этом?» – «Нет, не об этом, да и вопрос не об этом». Скептик вновь разбивает ту самую четвертую стену, из раза в раз многозначительно глядя через плечо в объектив – будто отмечая для зрителя фразы, на которые стоит обратить внимание.
Но это личное здесь иногда настолько личное, что даже Скептику, голосу разума, иногда неловко «заигрывать» с камерой – Игорь «Иша» Петровский, один из ближайших друзей Науменко, рассказывает ему, как из года в год видит Майка во сне, где он живой, и как горюет, проснувшись, как надеется, что очередной сон окажется явью. «Скучаете?» – «Конечно, скучаю». Этот эпизод – очень в духе и кино, и театра Кирилла Серебренникова, всегда тонко чувствовавшего и чувствующего важность отдельного момента, этаких маленьких кульминаций, каждая из которых порой стоит целого фильма или спектакля. Но не только это выдает в «После Лета» работу Серебренникова, но и то, что личное здесь неотделимо от общественного, отдельные истории вплетены в историю поколения, эпохи, страны.
Звукорежиссера и чуть ли не первого советского музыкального продюсера Андрея Тропилло Скептик приводит в декорации, имитирующие студию звукозаписи, – и тот с порога разносит в пух и прах реквизит, называя его «мусором». Артемий Троицкий горько шутит о том, как убого жили такие гении, как Науменко и Цой (так же как и большая часть населения) – последний, мол, даже разбился на худшей в мире машине, на «Москвиче», это ли не символично?
Все герои документального фильма, который так сконструирован и придуман, что стилистически граничит с художественным кино и то и дело заходит на его территорию, так или иначе пускаются, где-то сами, где-то подталкиваемые собеседником Скептиком, в воспоминания о тех, их 80-х. Наталья Науменко сетует на то, как романтизирует нынешняя молодежь то время застоя и нищеты, Сева Новгородцев сравнивает русский рок с иностранным (и сравнение это не однозначно в пользу зарубежного, как можно было подумать). А Артемий Троицкий, чей монолог завершает фильм, бьет словами в самое сердце. Для него время Цоя и Науменко оказывается временем надежды, которая сегодня утеряна, временем перспектив и перемен, предчувствие которых рождало могучих людей и держало всех остальных на плаву. Бытовое убожество тех лет сменилось среднестатистическим благополучием, но осталась ли надежда? Ответ Троицкого печально однозначен. Да и может ли он быть другим в предлагаемых обстоятельствах – да, мы поменяли комнаты в коммуналках на отдельные квартиры, но есть ли разница, где сидеть под домашним арестом.
комментарии(0)