Сергей Тарамаев и Любовь Львова в Выборге. Фото с сайта фестиваля «Окно в Европу»
– Что происходило в вашей жизни с тех пор, как ушли от Петра Фоменко?
Любовь Львова: Мы пели в ресторанах, потом работали художниками, расписывали мебель. Это был большой эксперимент – занимались чем придется.
Сергей Тарамаев: Люба говорит о бытовой стороне. Как бы примитивно ни звучало, но мы занимались самообразованием. Стали смотреть кино в огромном количестве и читать книги, которые не читали. Все это было нужно для того, чтобы приступить к написанию сценария, к созданию истории, которая хотя бы отдаленно могла соответствовать параметрам хорошей литературы.
– Как началась работа над сценарием?
Л.Л.: Мы играли в буриме, расписывали какие-то ситуации, чтобы расслабить голову. Что-то в духе Хармса, но всегда про то, чем мы жили. И первый наш сценарий под названием «Край» улетел в Лос-Анджелес – его купил Сергей Ливнев, который когда-то написал сценарий фильма «АССА».
С.Т.: Но у Сергея поменялись продюсерские планы, он стал снимать другое кино. Например, «Любовь в большом городе».
– Таким образом, «Зимний путь» – ваш второй сценарий, но первый фильм. Как шли к этой работе?
С.Т.: Сложно и долго. Никто не хочет поверить в то, что человек с улицы сможет снять фильм. Мы обошли огромное количество продюсеров, и все нам соболезновали, давали советы, но не брались за картину. И вот волею судеб мы вышли на Михаила Карасева и Дмитрия Глухова. Дилетанты поверили дилетантам, посмотрев 20-минутный «пилот» с участием Евгения Ткачука и Алексея Франдетти.
Л.Л.: А сделать «пилот» нам посоветовал Боря Хлебников, который сказал, что «на уровне сценария вам руки не протянут, надо показать, на что вы способны».
– Почему для создания общего настроения картины был выбран в качестве музыки именно цикл Шуберта «Зимний путь»?
С.Т.: В «Зимнем пути» есть безысходность и трагичность, которая в момент написания сценария была нам очень близка.
– Вы говорили, что звук в фильме весь «живой», записанный на площадке. Как это делалось технически? Например, когда герой Алексея Франдетти поет, ощущение такое, что он это делает без фонограммы.
Л.Л.: Алексея дублировал солист Большого театра Константин Шушаков. Все музыкальные номера мы записывали в помещениях, акустика которых похожа на Рахманиновский зал Консерватории. И запись проходила уже под существующее изображение, чтобы голос точно попадал в то, что делает актер. Было тяжело, но звукорежиссер Андрей Дергачев из нескольких дублей смонтировал все так, что даже мы не замечаем стыков. Но Игорь Войнаровский арию Демона из оперы Рубинштейна исполняет сам.
С.Т.: Арии, кстати, не было в сценарии. Но это та импровизационная случайность, которая оказалась важной темой картины. И подобных случайностей было много, мы их ловили и радовались им.
– Как вы нашли артистов?
С.Т.: Люба посмотрела фильм «Чужая» и увидела Евгения Ткачука. Она пришла и сказала, что нашла Леху.
Л.Л.: Я увидела, что это не актер, а личность. Он как рок-музыкант или революционер.
С.Т.: В нем колоссальный внутренний идеализм, максимализм. Он похож на людей советского времени. Если нам суждено что-то еще сделать, Женя всегда будет с нами. А роль Эрика была сложна тем, что нужен был человек из музыкального мира, так как это не сыграешь. Леша Франдетти сам поет, и у него в семье есть музыканты. Плюс ко всему была нужна актерская свобода для того, чтобы согласиться играть гея – в России такая роль требует определенной смелости. Леша, понимая, что это связано не с пропагандой, а исключительно с некоей трагедией, работал открыто и знал, что мы его не подставим.
– Так ведь очевидно, что тема геев возникала только для того, чтобы показать маргинальность человека в благополучном внешне обществе.
С.Т.: Да, наши герои – отверженные. И персонаж Леши Франдетти еще больший отщепенец, чем персонаж Жени Ткачука.
– А как в картину попал фотограф Владимир Мишуков?
С.Т.: Когда делаешь такую работу, нужно доверие, а значит, самый верный путь – окружить себя друзьями. Мы сказали: «Володь, у тебя четверо детей, а ты должен сыграть гея». Он ответил: «Ребят, вы сумасшедшие, но я пойду с вами».
– Но с вами также пошла вся команда, которая работает с Андреем Звягинцевым – оператор Михаил Кричман, художник Наталья Зимина, звукорежиссер Андрей Дергачев. Как они попали на картину?
С.Т.: Мы отправили сценарий нескольким операторам, и Михаилу Кричману в том числе. Хотя нам, конечно, казалось все это нереальным, так как мы люди неопытные. Но на наше удивление Миша с нами встретился и сказал, что ему интересен этот проект. Мы даже стеснялись назвать суммы, которыми располагали, но он согласился. Я не верил до того момента, как Кричман не оказался на площадке. А за ним пришли все остальные!
Л.Л.: У нас были съемки на заброшенной фабрике. Там было холодно, и Миша на своей машине привозил дрова.
С.Т.: Но главное, мы же ему предложили эстетику, отличную от того, что есть в «Возвращении» или «Овсянках». И весь фильм он снял с рук, «живой камерой». С ним мы ощущали себя как рок-группа с лидер-гитаристом.
– Вы думали о зрителе?
С.Т.: Когда пишешь, делаешь это интуитивно. Но когда наступает момент выражения, хочется сделать так, чтобы тебя поняли как можно больше людей. Я хочу, чтобы меня понял и пацан с улицы, и эстет.
Выборг–Москва
Анастасия Башкатова 
