Александр Миндадзе: "Жизнь смелее любого драматурга"

«Я выбрал для себя ту жизнь, которую сочиняю».
Фото РИА Новости

Вчера поздно вечером стали известны имена лауреатов национальной премии России «Ника». В числе номинантов – кинодраматург и режиссер Александр Миндадзе. Его фильм «В субботу» представлен к награде в категории «За лучший сценарий». О драматургии в кино и в жизни Александр МИНДАДЗЕ рассказывает корреспонденту «НГ» Татьяне СЕМАШКО.

– У меня не было намерения, – говорит Александр Анатольевич, – сделать фильм о чернобыльской катастрофе, ее осмыслить. Это другая история, и она еще ждет своего часа. Здесь катастрофа была лишь поводом, чтобы рассказать о людях. Меня просто заинтересовали реальные люди на свадьбе в городе Припять 26 апреля 1986 года. Собрать материал мне помогли украинские журналисты – они встречались с жителями Припяти того времени, брали у них интервью. Получилось пять огромных томов, которые главным образом и подвигли меня на работу. Я шел не от смыслов к жизни, а от жизни к смыслам. Если эти смыслы в картине выявились – хорошо. Взята реальная, но достаточно специфическая ситуация: люди знают об опасности, но почему-то не бегут, а все больше и больше растворяются в жизни. Так было на самом деле. В этот день в Припяти сыграли шестнадцать так называемых комсомольских свадеб. И герой картины в исполнении Антона Шагина – реальный человек, который знал о катастрофе и играл весь день в оркестре на свадьбе. Тема картины «В субботу» обращена к каждому из нас, в том числе и ко мне самому. Она рассказывает о людях, которые живут, как могут. Человек понимает, что надо изменить жизнь, но не может этого сделать даже в минуту критического выбора. Вот так и я, часто понимая, что жизнь входит в критические фазы, продолжаю жить, как живу, увлекаюсь подробностями этой жизни, они, как ни странно, становятся все более яркими, гипнотически меня привлекают, тянут к себе, не отпускают...

– Размышления о том, как трудно изменить жизнь, не впервые возникают в вашем творчестве, на эту тему вами был написан сценарий фильма «Миннесота»…

– Что такое жизнь, насколько ты пленник своей линии жизни, насколько властен ее изменить, что нужно для того, чтобы ее изменить – вопросы вечные и касаются не только особенностей русского характера, на них построены и французская литература, и экзистенциализм. Трудно сказать, есть ли на них ответы. И «Миннесота» о том, как трудно переломить жизнь, как трудно переломить себя. Там по сюжету один человек пытается силой сделать другого счастливым, но делает ему только хуже. История достаточно типична. Когда один из нас пытается насильно делать другому добро, то причиняет ему только вред. На этом построена коммунистическая идея: людей надо насильно сколотить в счастливое общество. Что из этого получается, мы хорошо знаем, причем не только на примере нашей страны.

– А вам самому удавалось переломить жизнь?

– Я по роду своей профессии сочиняю, воспроизвожу жизнь и живу в той реальности, которую воспроизвожу. Это моя особенность, но есть и общий вектор. Жизнь поколения, к которому я, к счастью, принадлежу, не была насыщена внешними событиями. Я говорю «к счастью», имея в виду историю предшествующих поколений. Там есть поразительные катаклизмы, в которых человек участвует: война, советская дозастойная жизнь. Но я живу в другое время, когда события в основном происходят во внутренней жизни человека. По крайней мере у меня, потому что я (повторяюсь) выбрал для себя ту жизнь, которую сочиняю. Я не считаю судьбоносным переломом то, что стал реализовывать собственные сценарии.

– Вы с Вадимом Абдрашитовым столько лет работали вместе…

– Это самое счастливое время в моей жизни. Не говоря о том, что мы кое-что успели сделать с Вадимом Юсуповичем, мы были молоды, а молодость всегда лучше, чем все остальное. Я не считаю, что решение работать самостоятельно было поворотным. Так было заложено в моих сценариях, которые со временем стали усложняться, индивидуализироваться и иметь шифр настолько своеобразный, что его мог разгадать только человек, который его создал.

– В «Миннесоте» речь идет о цене успеха. Какова цена вашего успеха в кино?

– Да, эта картина и о том, как катапультироваться из глубокой бедности российской провинции в дом с бассейном, слугами, мартини… Хоккей – тот лотерейный билет, вытащив который полухулиган с перспективой бандитизма и отсидки может попасть в мир, виденный им только в глянцевых журналах. История сама по себе реальная, а если говорить о цене успеха, помноженная на труд и стечение обстоятельств. Я, например, никогда не думал об успехе. В середине 70-х, когда я стал профессиональным сценаристом, понятие «успех» было не главным. Мы думали, что не надо говорить о картине, пока она не выйдет, и что «быть знаменитым некрасиво». Последнего для художника и сегодня никто не отменял. Моральные ценности вообще никто не отменял. Сейчас стало важным заботиться о своем успехе, продавать себя подороже, рекламировать, потому что мы существуем в схеме «деньги–товар–деньги».

– Насколько известно, прежде чем стать сценаристом, вы работали в суде.

– Тогда во ВГИК не принимали без трудового стажа. Но работать в суд я пошел сознательно, потому что суд – концентрация жизненных коллизий. Это мне многое дало. Сюжеты моих первых картин связаны с работой в суде: «Слово для защиты», «Поворот», «Охота на лис», «Остановился поезд»… Я видел, что жизнь умнее самого умного и смелее самого смелого драматурга: она придумывает то, что ты сам никогда не придумаешь. Такой путь в литературу не обходной, а настоящий. Он не сулит немедленных результатов: как так, вместо того чтобы учиться во ВГИКе, работать в суде, получая крошечную зарплату? Сейчас для молодого человека это аутсайдерство. Но литература иной раз требует жизненного аутсайдерства.

– Верите ли вы в нравственный прогресс?

– Общество потребления не рождает нравственного человека, наоборот, оно микширует всякие начала индивидуальности и нравственности. Человек не становится лучше, потому что жизнь вырабатывает в нем исключительно защитные качества. Сегодня быть человеком высоконравственным – выбор и участь того, кому от природы даны такие возможности. Это личное дело каждого – быть нравственным среди безнравственности. Но есть интеллигентные люди (это никакая не прослойка), которые почему-то нравственны. Так было всегда – и в России, и в других странах. Скажем, живешь в Америке, и у тебя есть друг китаец в соседнем доме, который почему-то переводит Веничку Ерофеева. Это и есть интеллигенция. А встреча с другом – это встреча с человеком, который удивляет тебя тем, что все понимает с полуслова.

– Вы не считаете, что искусство может кого-то воспитать?

– Это вопрос без ответа, Сталин, например, плакал на фильмах Чарли Чаплина, который отдаленно напоминал ему отца. Ну и что? Если человек слушает Шостаковича, то, возможно, в эту минуту его охватывает волнение и в эту минуту он становится лучше. Но я не знаю, не сделает ли он потом нечто ужасное. Среди руководителей рейха было много тонких знатоков музыки. Я не думаю, что искусство может сделать кого-то лучше. Но влиять на человека, вызывать у него по крайней мере иной раз хорошее волнение – может. Хотя тут нет обязательных законов.