Обычно улыбчивому Аленикову сегодня не до смеха.
Фото предоставлено ЦСДФ
Нынешний год имеет все шансы войти в историю отечественного кино как год групповых воззваний к Владимиру Путину. В начале лета к главе правительства обратились с письмом мэтры «Союзмультфильма», ближе к концу лета – патриархи «Ленфильма». Писали они о нечистоте тех процессов, что шли на студиях, предупреждали об опасности вовсе утерять знаменитые кинопредприятия. В обоих случаях Путин вмешался – и ситуации хотя бы вышли из тупика. Пару недель назад премьер-министру было отправлено третье подобное письмо – на сей раз о бедственном положении Российской центральной киновидеостудии хроникально-документальных и учебных фильмов, которой в 2012 году исполнится 85 лет. «В 2002 году студия, десятилетиями располагавшаяся в здании в Лиховом переулке, лишилась всех площадей, поскольку здание было передано Русской Православной Церкви, – написано в письме. – В течение ряда лет студия фактически находилась на улице. Только в 2009 году наконец удалось оформить договор безвозмездного пользования на 1400 кв. м в здании в Кулакове переулке общей площадью 3800 кв. м. Остальные площади в здании до сих пор, несмотря на многократные обещания, студии не переданы, что катастрофически отражается на ее жизни и развитии». «Ответа на письмо пока нет», – сообщил худрук РЦСДФ, заслуженный деятель искусств РФ, кинорежиссер Владимир АЛЕНИКОВ корреспонденту «НГ» Дарье БОРИСОВОЙ.
– Студия не живет, а доживает. Еще два года назад было обещано, что все здание перейдет в наше хозведение. Но мы так до сих пор и занимаем крохотную площадь – несколько комнат. Наверное, нынешние арендаторы не хотят выезжать и как-то лоббируют свои интересы. Мы бесконечно пишем письма – в Росимущество, в Министерство культуры, в правительство, но ничего не происходит. Письмо Путину – это отчаянный шаг людей, доведенных до предела.
– Где вы храните хозяйство студии?
– Архив (сотни коробок с кинопленкой) сложен на первом этаже, и у нас нет возможности им заняться. Начали было оцифровку, но вынуждены были остановиться. Негде, не на что. А архив потрясающий. Тысячи фильмов. Студия существует с 1927 года! Там уникальная хроника Великой Отечественной войны, например. И все это сейчас лежит без движения. В штате практически никого не осталось – люди разбежались. Нет возможности работать, негде размещать специалистов. Минкульт даже не может нас поддержать и выделить деньги на ремонт или переоснащение, потому что на балансе студии, по сути, нет ни одной комнаты, отсутствует имущественный комплекс. Мы не можем привлечь инвесторов, заинтересованных в развитии производственно-технической базы. Они периодически появляются, но как только узнают, что мы официально не владеем площадями, то тут же и исчезают.
– А за счет чего могла бы выжить студия?
– Прежде всего должны быть заказы. В этом году мы подавали в Минкульт заявку на 30 фильмов, а получили заказы на пять. Это ничтожно мало. Минимум, при котором студия могла бы выжить, – это 15. Другой способ выживания – оказание производственно-технических услуг. Но для этого опять же необходим имущественный комплекс. Мы могли бы взять на себя производство и социальной рекламы, и серьезных игровых проектов. Собственно, об этом тоже шла речь еще два года назад, когда в Минкульте мы обсуждали перспективы развития студии. Но ничего не двигается, у нас руки связаны.
– Есть другие источники, кроме Минкульта?
– Это телеканалы. Тут мы могли бы оригинально использовать наш архив и даже пытались это делать. Был, например, у нас проект, который мы на студии прозвали «Крошечки», официально же он назывался «Мы помним». Сделали дюжину одноминутных фильмов на совершенно разные темы: как возник советский спорт, как появилась мода в СССР, про детей на войне. Были шутливые сюжеты, были драматические. Таким образом мы продемонстрировали, что можно делать с уникальным материалом РЦСДФ. Поначалу к проекту проявил интерес Первый канал. Но затем нам сказали, что политика у них изменилась – ностальгия больше не нужна. Нужно только что-то сегодняшнее, молодежное. Так и лежат наши «Крошечки». Это действительно ностальгия, но, на мой взгляд, крайне актуальная и нужная. Это ведь очень яркие, необычные, совсем не известные нынешнему поколению кадры, в которых такие лица, каких мы уже сейчас не видим, не помним┘ Уверен, что миллионы людей, как пожилых, так и молодых, с огромным интересом смотрели бы эти маленькие сюжеты в промежутках между телепрограммами. Это ведь наша история.
Когда я пришел на студию, у нас было очень много замечательных, перспективных идей. Помимо кинопроектов в разработке, например, проект серьезного интернет-ресурса, который позволит любому получить бесплатный доступ ко всем фильмам студии. В планах были и открытие кинотеатра документального кино (он мог бы расположиться в здании студии, на первом этаже), и работа с архивами, и создание кинолетописи.
– Как могла бы выглядеть кинолетопись и кому она была бы нужна в эпоху развитого телевидения и Интернета?
– Каждый день происходят какие-то события. Телевизионные репортажи и документальное кино – это совершенно разные жанры. Репортерам нужна новость, сенсация. Кинематографисты же создают о том же событии маленькое кинопроизведение – и тем вписывают его в вечность. Это то, что мы называем кинолетописью.
– То, что раньше крутили в кинотеатре перед «большим» фильмом?
– Да. Кстати, и сегодня серьезные кинопрокатчики возвращаются к идее показа короткометражных документальных фильмов перед началом полнометражных игровых.
– Среди подписавших ваше письмо Армен Джигарханян, Петр Тодоровский, Эммануил Виторган, Геннадий Полока – имена звучные, но принадлежащие людям игрового кино. И только несколько документалистов фигурируют в этом списке. Почему?
– Нам хотелось, чтобы этот список привлек внимание премьера. Я не убежден, что он знаком с фамилиями наших документалистов. Но я уверен, что фамилии Джигарханяна, Виторгана, Тодоровского ему знакомы. Мы обратились к людям, близким к нашей студии. Ведь мы все в той или иной степени являемся воспитанниками документального кино.
– То есть вы документалистам и не предлагали его подписать?
– Я бы не разделял кинематографистов так строго. Это очень условное разделение. Замечательные актеры озвучивают документальные фильмы, нередко являются их ведущими, участвуют в элементах реконструкции. Так же и режиссеры. Скажем, я больше известен как режиссер игрового кино, но буквально пару месяцев назад несколько телеканалов показывали мою документальную картину «Пробуждение», снятую в 1991 году. Я уверен, что письмо подписал бы Эльдар Рязанов, который начинал свою профессиональную жизнь на нашей студии, но он, к сожалению, за границей, где поправляет здоровье. Но среди подписавших есть и люди, специализирующиеся на документальном кино, такие, например, как замечательный режиссер, двукратный обладатель премии «Ника» Тофик Шахвердиев. Кстати, последнюю «Нику» он получил за фильм «Мой друг доктор Лиза», который он снял на нашей студии в прошлом году. Или известный кинокритик, режиссер Андрей Шемякин, много лет ведущий телепрограмму «Документальная камера». Это люди, непосредственно связанные со студией.
– И все же напрашивается вывод: не так уж много ярких, востребованных документалистов связано сегодня со студией.
– Их и не может быть много, потому что студии практически нет. Это замкнутый круг. Они мгновенно появятся, как только появится возможность работать. Агония студии длилась с начала тысячелетия. За этот период масса людей ушли в самостоятельное плавание. Они готовы были бы вернуться, но адекватной площадки, где они могли бы работать, нет. Еще пару лет назад кто только не звонил и не приходил с желанием начать у нас делать кино. В прошлом году я специально выпустил курс молодых режиссеров, с тем чтобы укрепить студию. Шесть человек должны были прийти на РЦСДФ! Но работать им пока негде и не на что. Все, о чем мы думаем, бесспорно, будет востребовано. Главное, чтобы мы имели возможность реализации наших замыслов на наших площадях.
– Как вам кажется, почему на ваши позывные в течение двух лет не реагируют те органы, которые, казалось бы, должны охранять права студии?
– У нас все начинает двигаться только тогда, когда у кого-то из людей, имеющих возможность принимать решения, есть какая-то личная заинтересованность. Может быть, кто-то не заинтересован в том, чтобы площади были нам переданы? Наверняка этот кто-то вольготно себя чувствует в нынешней ситуации, когда отведенные нам площади арендует кто угодно.
– Ваше письмо достигло адресата?
– Я надеюсь на это. Оно передано официальным путем.
Василий Матвеев 
