Цветная работа Игоря Лопатенка.
Кадр из расцвеченной фотохроники
15 августа в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе выходит в прокат документальная опера «Цвет времени – Война», посвященная Великой Отечественной войне и основанная на сочетании музыки и колоризованной хроники. Российская премьера намечена на сентябрь. Обозреватель «НГ» Виталий НУРИЕВ встретился с продюсером Игорем ЛОПАТЕНКОМ, чтобы поговорить о фильме и о законах колоризации.
– «Цвет времени – Война». Документальная опера, составленная из восстановленной в цвете военной хроники, где совершенно нет дикторского текста. Как возникла идея? Когда? У кого?
– Идея возникла у меня. Мы делали для Первого канала к 65-летию Победы восемь роликов – 45-секундных клипов под музыку, под конкретную музыкальную фразу. Увидели результат и решили попробовать более широкий – 40-минутный – формат. Больше не получилось бы, потому что, если держать зрителя в таком эмоциональном напряжении, как в нашей картине, он может сойти с ума или просто выключить телевизор. Ну и потом, документалистика о войне. Черно-белое, картинка потертая, еле видная. Мы стремились поменять подход, поменять жанр. И сделали это в клиповом монтаже, под музыку, работая с эмоциями, напрягая-расслабляя зрителя, загоняя его в определенное состояние. У нас четко во всех фокусных группах на 12-й минуте зритель плачет, на 23-й плачет сильно, в конце, после катарсиса, он расслаблен. Что еще натолкнуло?.. По монтажу – сотрудничество Эйзенштейна и Прокофьева на фильме «Александр Невский». У нас не то чтобы прямое цитирование, там есть битва, отсылающая к методу Эйзенштейна и Прокофьева. Можно найти вторичные цитирования из «Броненосца «Потемкина». Я рассказал об этой идее Сергею и Марине Дьяченко, они – известные писатели-фантасты и кинодраматурги. Мы начали работать над сценарием, несколько раз полностью переделывали. Наконец нашли – на контрапункте немецких и русских песен и через «Лили Марлен».
– Взяли в исполнении Марлен Дитрих, за счет мягкости?
– Да. Англоязычный зритель, кстати, иронии не понимает. Ирония работает только на русского зрителя, он чувствует разницу: «Лили Марлен» здесь и «Лили Марлен» там. Вот получился такой продукт.
– В кино будет?
– Да, причем в кино будет сначала в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, потому что английская версия идет на «Оскар». И мы надеемся┘ Кстати, один из академиков, Роберт Ферретти, непосредственно принимал участие в создании фильма.
– Отвечал за монтаж?
– Верно. Прямо скажу, искусство рассказывать истории в кино – это во многом искусство монтажа. А здесь так вообще все на монтаже. Кстати, международная версия, которую монтировал Ферретти, сильно отличается.
– Она также укладывается в 40 минут?
– Да, но русская версия, как и все российское кино, более сумбурная и эмоциональная. Там ценностные акценты расставлены немного иначе, чтобы подчеркнуть: «Жалко и тех, и других. Но русских особенно, потому что они заплатили такую несоразмерно большую цену за эту победу».
– Хорошо, если американцы вообще помнят об этом.
– Они не знают ничего об этой войне. Для меня одна из главных задач – рассказать американскому зрителю о войне, которая была здесь. Потому что тогда, когда была граница пропаганды, только фильм «Неизвестная война» прорвался через нее в 1970-х годах. Понимаете, средний американский школьник... Приведу пример. Мой сын Данил.
– Который ассистент режиссера?
– Он самый. В школе на уроке английского как второго языка учитель говорит: «Дети, нашими союзниками во Второй мировой войне была Англия, Франция┘» Данил спрашивает: «А Россия?» – «А Россия была нейтральной». Он встает и говорит: «Я не могу с вами согласиться». Наш дед воевал. Не только дети, но и учителя не понимают роли, которую СССР сыграл в этой войне. Представьте, Смитсоновский музей в Вашингтоне купил фильм «Апокалипсис» (у них очень любят в музеях показывать кино), который делали французские продюсеры, документальный, 1941–1945 годов. Тоже колоризованный материал. И там у нашего великого Жукова черная петлица, какую носили танкисты. Через этот музей проходят 45 миллионов человек в год, и они все видят Жукова с черной петлицей, а у него должна быть малиновая.
– То есть одна такая ошибка┘
– Из этих мелочей может потом сложиться неправильная картина. Я, допустим, горжусь тем, как мы сделали парад. Нам отказали в правах на использование цветного парада. Ну, мы не очень настаивали – из снятого часа там в цвете только 14 минут. Мы взяли черно-белый, потом сравнили цветной и наш. Оказалось, мы сделали лучше. У нас технологии лучше. Более четкая цветопередача. То есть мы действительно можем сегодня брать старые цветные ленты и перераскрашивать их, потому что можем сделать цвет более четким.
– Скажите, а вы не боялись заглушить историзм? Все-таки цвет очень сильно размывает рамки времени. Как тот семейный альбом, помните, когда кончаются страницы с черно-белыми фотографиями, сразу меняется восприятие.
– Нам хотелось убрать границу, сделать картинку как можно более похожей на современную. Чтобы размыть и отодвинуть этот временной барьер, пройти сквозь него. Пробиться и показать, что война – это не когда черно-белое и потертое.
– Тем самым война выводится из конкретной временной границы и сопоставляется с любой той войной, которая сейчас происходит?
– Да, война идет сюда – в субъективное пространство зрителя, она должна его тревожить. Как показывает наш предварительный анализ, основная аудитория – молодежная┘
– И здесь, и там?
– Везде. Мы попытались учесть это, но не утрируя до комикса и до рэпа.
Вообще военная тематика очень удобна для кинематографиста – это же момент, когда обнажается характер, когда от любого действия зависит твоя жизнь или смерть.
– Легко достичь эмоциональной разрядки.
– На этом строится успех практически всех фильмов про войну. Вот первая наша картина, с которой я пришел в этот бизнес, в колоризацию, – «В бой идут одни старики». Там на границе возможного смешаны любовь и смерть, и это обеспечивает картине 40-летнюю неувядающую славу. А фильм снят всего за 400 тысяч рублей.
– Что случилось с Legend Films, на которой раскрашивали «Золушку»?
– Она ушла из бизнеса. Там посчитали, что надо двигаться в другом направлении, а когда решили вновь вернуться к колоризации, паровозик уже уехал далеко, их технологии и софт устарели, художники на сегодняшний день уже не справляются с объемами работы. Сейчас в колоризации на рынке лидеры мы. У нас в команде работают люди, которые начинали с Тедом Тернером (пионер колоризации в США. – «НГ»), и они говорят: «Мы рады работать с тобой, потому что Теда никогда не волновало качество так, как оно волнует тебя».
– Русские песни в фильме пойдут в международном прокате с субтитрами?
– Нет, они будут звучать, но субтитрироваться – вряд ли. Не так важен текст, как важна эмоциональная составляющая.
– Франция заинтересовалась?
– Я очень близок с французскими коллегами. После успеха этой картины мы решили сделать ряд проектов к выдающейся исторической дате – к 100-летию Первой мировой. И делаем это с режиссерами всех стран-участниц. У нас будет отреставрированный, переведенный в цвет материал. Мы сделаем его в 3D. И снимем реконструкции. Есть много фанатов, которые собираются, одеваются в одежду, берут винтовки, тратят огромные время и деньги на то, чтобы быть достоверными. Мы это все снимем в 3D и совместим с материалом отреставрированной, цветовой хроники. Еще совсем недавно родилась идея – попробовать сделать что-то к 200-летию Бородинского сражения.
– Сколько времени и денег ушло на «Цвет времени»?
– «Цвет времени» сегодня имеет бюджет в 350 тысяч долларов. Работа еще не закончена. Мы с вами разговариваем, а в это время художники в Лос-Анджелесе, исследователи здесь продолжают работать. Отсканировано более 60 часов хроники, сопутствующим продуктом появится фильм про 70-летие обороны Москвы – в этом году выйдет. В следующем, зимой, – восстановленная картина про Сталинград.
– Как-то раз вы сказали, что Россия лидирует по количеству колоризаций. Почему так?
– Вспомните Теда Тернера. Купив библиотеку «MGM», он взял оттуда 200 фильмов. Ему нужно было оставить права на них за собой, библиотеку-то он снова продал. А права на цветные произведения остались у него. Он создавал новую прибавочную стоимость и сделал на этой базе канал «TNT». У нас цель другая: сделать штучный продукт – и сделать его мастерски. В фильме «Цвет времени – Война» 986 дизайнерских кадров, и в некоторых из этих кадров количество полигонов, то есть частей изображения, достигает трех тысяч. Для примера: когда делали фильм «В бой идут одни старики», мы использовали 120 дизайнерских кадров и количество полигонов никогда не превышало 300. Я вообще думаю: учитывая то, что 40% всего кино черно-белое и находится в общественном достоянии, то минимум восстановления, частичная колоризация и частичный перевод в 3D – это неизбежное будущее. Как и создание глобальной платформы вроде канала «TNT», который специализируется на старом кино. А у зрителя на пульте дистанционного управления должна быть опция – смотреть в 3D и в цвете, просто в цвете или в черно-белом формате. И всем своим критикам я всегда говорю: у вас есть право выбора, не нравится – выключите.