Подмороженная Россия

Оказывается, Владимир Сорокин любит американские вестерны.
Фото ИТАР-ТАСС

В рамках 33-го Московского международного кинофестиваля состоялась российская премьера фантастического фильма «Мишень», где рисуются Москва будущего и несколько героев, обретших вечную молодость. Сценаристом киноленты стал Владимир СОРОКИН. О фильме с известным писателем побеседовал обозреватель «НГ» Виталий НУРИЕВ. «Мишень» на прошлой неделе вышла в российский прокат.

– Кому принадлежит замысел картины, вам или Александру Зельдовичу?

– Идея сделать очередное кино – это его идея. Я уже написал восемь сценариев, и каждый раз было именно так: приходил режиссер и говорил – вот есть возможность и идея. Идея была в чем-то коллективной. Проще говоря, тема вечной молодости, к которой я более-менее равнодушен, потому что не боюсь, – это идея Сашина, а вот весь антураж, Москва будущего – за мной. Но повторяю, что в коллективной работе очень трудно вычленить авторство.

– Вы спроецировали себя на кого-то из персонажей?

– Я вообще этого не делаю никогда. Просто любил их всех и старался, чтобы они были правдоподобные и живые.

– В какой-то момент ловишь себя на мысли, что в фильме очень выражена эстетика 1950-х, эстетика позднесталинской Москвы. Это было прописано на уровне сценария?

– Это не было прописано, но, видимо, так получилось, потому что это некая идеальная для наших нынешних чиновников Россия, крепкая вертикаль власти, сословное общество. Я уже говорил, что это скорее утопия, чем антиутопия, мы же не занимаемся разрушением. Создали такой идеальный чиновничий сон, он напоминает и позднесталинский сон – тот был не менее красивый, но более тяжелый, но это мог бы быть и сон Павла I, например┘ Нет, мы не думали о 1950-х.

– Такая расслоенная историчность?

– Да-да, как бы идеальная. Ну, или неидеальная┘ Знаете, как Леонтьев говорил, Россию нужно бы подморозить.

– Подмороженная Россия?

– Да, подмороженная Россия, на фоне которой происходит оттаивание этих шести персонажей.

– В визуальных решениях как-то участвовали? Вы же иллюстратор.

– Только на уровне советов.

– А вообще рисовать продолжаете?

– Очень редко. Два года назад нарисовал обломок березы.

– Сценарист и писатель – что труднее?

– Я бы сказал, это как пребывание в разных средах, проза – глубоководное погружение, а написание сценариев – выход на сушу, конечно. Но это очень обновляет кровь на самом деле. Когда я после «Копейки», «4» и «Москвы» вернулся, получилось «Голубое сало». Учитывая, что я принципиально не хочу повторяться, не пишу одну книгу, как обычно делают писатели, то это очень помогает. Это как, знаете, есть практика такая – ложатся люди в клинику, сливают кровь и чувствуют некий энергетический подъем. Кино практически так же действует.

– А какое ваше кино? Кого вы смотрите, любите?

– Просто океан целый. Весь Кубрик, это больше, чем кино, по-моему. Линч, Хичкок, Кэмерон. И разные блокбастеры, саги, «Властелин колец», например.

– Вне книги или в увязке с ней?

– Ну, книгу мне как раз читать скучновато, там нет литературного события, а визуально очень мощно сделано. Люблю авторское, классическое. Люблю, кстати, жанровое кино.

– Какое именно?

– Вестерны.

– Итальянские?

– Нет, итальянское┘ я к неореализму спокойно отношусь. И к французскому кино 1960-х тоже.

– То есть «Новая волна» – не ваше кино?

– Нет. А вот вестерны американские люблю. Обожаю немцев, Мурнау.

– В «Мишени» очень интересная переводческая цепочка: сценарий–оператор–режиссер. Бесконечно превращенная визуализация, которая с каждым звеном цепи меняет форму. Когда ваши книги переводят на другие языки, переводчики с вами советуются?

– Тут вопрос хорошего и плохого переводчика. Хороший ищет эквивалент, посредственный – переводит слова. В кино же это абсолютно непредсказуемый процесс, и я его сразу от себя отсекаю, если я еще буду участвовать, это превратится в чистую паранойю. Безусловно, должно получаться что-то, чего ты не ждешь.

– «Мишень» книгой не станет?

– Это кинороман, он уже написан.

– Будет издан?

– В виде DVD – да.

– А сценарий?

– И его напечатают когда-нибудь, думаю.

– Хотели бы, чтобы что-нибудь из ваших произведений экранизировали?

– Я, честно говоря, боюсь. На самом деле счастлив, что пока ничего с этим не получилось. Но рано или поздно это наверняка случится.

– Хотели бы вы жить вечно?

– Вечно? На этой планете? Не дай бог!