Неслучайное кино

Сумасшедшие плаватели – говорящая аллегория.
Кадр из фильма «Сумасшедшая помощь»

В начале апреля в Москве состоялась VIII церемония вручения премии операторского искусства «Белый квадрат». Обозреватель «НГ» Виталий НУРИЕВ встретился с одним из членов жюри – кинорежиссером, председателем нового Союза кинематографистов Борисом ХЛЕБНИКОВЫМ, чтобы поговорить о значении операторской работы, новых проектах и актуальном состоянии российского кино.

– Коль скоро мы встретились по поводу «Белого квадрата», давайте начнем с «операторских» вопросов. Насколько художественная целостность фильма зависит от оператора – на 40, 60, 80%?

– Это очень взаимопроникающая вещь с режиссером. Понимаете, во-первых, оператор не должен, скажем, снять красиво фильм, оператор не должен снять некрасиво фильм. По сути, как и любой человек в команде, включая режиссера, оператор должен обслуживать драматургию. И второе – вы действительно ищете оператора, с помощью которого хотите разговаривать. Это ваш переводчик. Как про ту собаку, что все понимает, но молчит – именно та коллизия, потому что я все понимаю, но сам сделать не могу. И оператор делает за меня.

– Тогда вопрос о свободе оператора снимается, да? Видимо, тут какие-то другие категории?

– Нет-нет, почему? Вы, естественно, доверяете ему. И дальше, если есть это проникновение смысла, можно отпускать человека, что как раз ужасно интересно. А вы можете чуть-чуть корректировать.

– Насколько я понимаю, вы в основном работаете с одним оператором, с Шандором Беркеши. Только раз, на документалке «Уехал», оператор был другой – Валерия Гай Германика?

– Лера была и оператором, и сорежиссером, я ей предложил, поскольку как раз тогда приступал к «Сумасшедшей помощи», и мне было интересно, во-первых, поснимать гастарбайтеров, документальное кино, а во-вторых, посмотреть, как она работает, в принципе такой абсолютно шкурный интерес.

– Сериал Гай Германики «Школа» понравился?

– «Школу» я чуть-чуть смотрел, так что не могу сказать ничего. «Все умрут, а я останусь┘» Фильм дико талантливый, но мне там кое-чего не хватало. Эти три главные героини, да и остальные дети, они в таком возрасте, когда человек очень близко находится к счастью, несчастью, к смерти, любви, нелюбви. Все эти чувства абсолютно обострены, мало того, человек с ними не справляется, не знает, как себя вести. Поэтому ведет себя на людях очень неадекватно, резко, дергано, истерично, зло, глупо. И показано верно, да, они такие, но если сделать хотя бы одну сцену, где хотя бы одна девочка осталась одна, наедине с собой, ей не надо было бы работать лицом, и мы бы увидели, что это просто несчастный ребенок, который пока не знает, как с этой жизнью разговаривать. Если бы там была хотя бы одна такая сцена, то это кино для меня выросло бы очень сильно.

– Возвращаясь к сериалам. Помню, очень удивился, когда увидел, что вы продюсируете «Любовь на районе» на ТНТ.

– Во-первых, честно скажу, с одной стороны – это деньги, а с другой – я никогда ничего не делал, чтобы мне было скучно. Было ужасно интересно в случае сотрудничества с ТНТ понять вообще, что такое – ситкомы. И я бы с огромным удовольствием сам снял ситком. Но не решаюсь.

– О чем был бы сериал?

– Да о чем угодно. Это смотря как снимать. Появилось же огромное количество потрясающих сериалов американских, английских.

– Например?

– Ну, тот же самый «Клан Сопрано». «Симпсоны» – гениальная вещь. Сериал моментального реагирования. Я считаю, это одно из самых точных произведений про современное общество. А «Наша Russia»... Вряд ли что-то сравнится по скорости реагирования, по издевательству над самыми болевыми точками. Я имею в виду не полнометражный фильм, а сериал.

– Преимущества сериала перед полнометражным фильмом?

– Без ворчания надо признать, что для публики кино очень изменилось. Огромное количество технологических придумок, возникающих сейчас на единицу времени, дико тормозит драматургию. Зритель идет на новое технологическое приключение. И драма, которая была в «Челюстях», в «Индиане Джонсе», в любом большом блокбастере, она ушла. Историю, драму, комедию можно рассказать теперь для большой публики только практически в сериале. И в этом смысле телевидение может быть гораздо интереснее. Например, вот снять мультфильм для «2х2».

– Мультфильм?

– Да, у Саши Родионова есть отличный сценарий для мультсериала про снежного человека, который попадает в Москву.

– Может ли фильм с хорошей операторской работой быть плохим?

– Может. Хотя┘ Хороша ли эта операторская работа, если она не выполнила свою основную функцию? Нет. Грандиозное в этом смысле сочетание – «Я Куба». Калатозов с Урусевским что-то сделали неимоверное в операторской работе. Это мощнейшее зрелище, лишенное какого-либо руля.

– Сейчас в разных дискуссиях говорят про дистанцию между художником и зрителем, о том, как она велика. Велика, правда?

– Конечно, велика. Не из-за того, что нет у нас режиссеров, сценариев и т.д. Я думаю, есть в обществе какая-то несформулированность отношения к чему-либо, вялая каша, в которой все мы варимся и даже почему-то не возмущаемся, когда эти уроды выходят на Манежную площадь, когда Путин потом едет с ними брататься. Эта вялость и не позволяет сделать открытого художественного высказывания.

– Снова про операторов. С Шандором Беркеши постоянно работаете, потому что больше ни с кем не хочется?

– Вовсе нет. Вот сейчас планирую два проекта. Шандору не очень понравился мой материал, и мы пока отложили нашу с ним работу. Буду снимать с Костомаровым, причем скорее всего в его документальной манере. Один проект начинаем буквально через несколько дней. А один осенью. Первый – по материалу «Большого города», его лет пять назад Леша Казаков инициировал. История, как несколько корреспондентов сели в «Пушкине» и неделю записывали там разговоры. Мы придумали к этому сквозную линию двух официантов. И точно такое же исследование вместе с «БГ» провели в кухне ресторана. И снимаем за 100 000 долларов.

– Очень мало.

– Да, очень мало. Все работают за проценты. Сейчас как-то важно это сделать, мы договорились с кучей известных актеров. И все согласились сниматься бесплатно, ну, то есть за проценты. Если мы снимем и каким-то образом продадим, хотя бы за 500 000 тысяч вместе с телепоказом, то это уже не одолжение людей мне, а бизнес-план – для тех, кто будет снимать кино задешево. Мне кажется, это единственно правильная схема для авторского кино. Почему мы тратим 1,5 миллиона долларов на свои собственные фантазии? Это довольно сомнительно и попахивает благотворительностью, нужно все время говорить спасибо государству. Быть независимым за маленькие деньги – по-моему, гораздо круче. Если сейчас получится, то для тех же студентов ВГИКа это хорошая модель: не надо стоять под дверью продюсера, а давай начинай снимать.

– Второй фильм – это который фермерский? Вот когда учил экономику, нам говорили, что нет в России фермерства. Или есть?

– Нет, конечно. Чудовищное это предложение с фермерством, потому что нужно было колхозы переформировывать в частные предприятия. Мы долго все изучали, и сложилось такое впечатление, что это чуть ли не главная тема сейчас в России. Как ни странно.

– Нет, не странно, по-моему. С сельским хозяйством черт-те что происходит.

– Да ничего не происходит, в том-то и дело. Ничего никому не надо, покупается все за границей. И вот так, по сути, ничего не происходит с 20% жителей России, они не получают зарплаты, непонятно, на что живут. Простаивают поля, простаивают люди.

– Это же, кажется, должен быть ремейк американского вестерна 1950-х годов?

– Да-да, есть такой вестерн «Ровно в полдень». Там шериф, ему объявили, что двенадцатичасовым поездом приедут бандиты и с ним расправятся, весь город обещает встать на его защиту, и потом никто ему не помогает. А здесь такой перевертыш – наезжают менты.

– Еще хотел спросить... Есть ли она, эта тема, которую необходимо поднимать в современном российском кино?

– Думаю, что выбор темы у каждого крайне индивидуален и даже случаен. Например, «Сумасшедшая помощь» выросла из моего желания снять в главной роли Евгения Сытого. Под него придумали историю, а все остальное как-то подтянулось. Да и не нужна такая особо четкая директива – сейчас вот надо поднять то-то. Знаю только то, что пока не надо снимать кино про Великую Отечественную войну.

– Почему?

– Потому что при абсолютно сдвинутом в омерзительную сторону понятии патриотизма это стало разменным козырем, объясняющим нам, что мы потрясающие люди, которые выиграли войну, и поэтому мы великие, гениальные и т.д. А по сути – это фальшак! Я с огромным уважением отношусь ко Второй мировой войне, но это сейчас превратилось в гигантскую спекуляцию, для того чтобы канифолить нам мозги, мол, мы великие, хоть и без штанов.