Зверинец за стеклом

Слов не подберут...
Кадр из фильма «Кроличья нора».

У «Кроличьей норы» сильное литературное основание – ныне вполне здравствующая в театре пьеса Дэвида Линдси-Эбейра, за которую тот получил Пулитцера. Яркое название, направляющее нас к загадкам Льюиса Кэрролла. Кроме того, Николь Кидман, которая здесь одновременно и продюсер, и исполнительница главной роли. Она с этой новой работой Митчелла занимает уверенные позиции в оскаровской гонке, не уступая Натали Портман.

Вызывающих интерес причин можно добавить. Режиссер, в качестве такового выпустивший только три фильма, а до этого благополучно действовавший в рамках актерского амплуа и вроде бы не особо за эти рамки стремившийся, очень выдвинулся в 2006 году благодаря оригинальному проекту «Клуб «Shortbus», где главным художественно-изобразительным средством выступал моментами особо крупно и без стеснения снятый секс.

В «Кроличьей норе» Митчелл взялся за щекотливую тему. Не секрет, что сильная литературная база в таком случае вполне может работать как на тебя, так и против, поскольку на бумаге все-таки многое выглядит иначе и оставляет хороший ресурс свободы читателю, который без готовых визуальных образов сам волен воображать, достраивать и корректировать. Театр эту свободу не так ограничивает, как напористый кинематограф. Тему просто отрезюмировать: отправным пунктом сюжетного вектора служит смерть четырехлетнего сына в семье, где супруги пока успели обзавестись только одним ребенком, – в фокусе режиссерского и, как следствие, нашего внимания оказываются отношения мужа и жены спустя восемь месяцев после рокового несчастного случая. Непросто перенести на экран. Так, чтобы без истерики и без пошлости.

Даже зная сюжетную завязку наперед (а кто у нас ее теперь не знает в век просвещенного зрителя, вооруженного знанием перед походом в кино), тебе любопытно, как же Митчеллу удастся справиться с таким испытанием. Он поступает неожиданно. Полностью отказываясь от каких-либо кричащих и эпатирующих средств. Расширяет сценическое пространство, обозначенное в пьесе, выводя своих героев за стены их дома, и таким образом роет множественные кроличьи норы, куда супруги отдельно друг от друга проваливаются. Петляющий город, нависающая громадина офисного здания, спокойствие парка, сбивчивая неуместность психологической реабилитационной группы, день рождения матери, которая тоже потеряла сына, самодельный комикс «Кроличья нора» возникают в фильме как пространственно-временные дыры, ведущие к параллельным мирам, в новое эмоциональное состояние.

Режиссер всячески доносит до зрителя эти неожиданные провалы с помощью резких смещений позиции наблюдателя. Мы смотрим на происходящее то сильно сверху, то вдруг снизу, то оказываемся в мусорном баке, куда героиня Кидман решилась наконец выкинуть больше ненужную детскую одежду. А сами главные персонажи, оставшись наедине, от нежелания разговаривать друг с другом все грозят раствориться в окружающем – в многочисленных деталях, из которых собирается кадр, в несчетном количестве складок на портьере, слиться со светом, который, кажется, проходит через них, постепенно разъедая лицо и фигуру.

В фильме постоянно говорят: мать, сестра, соседи, друзья что-то хотят сказать, видимо, в утешение, а подобрать слова не могут, их редко кто может подобрать. И оттого злятся на потерявших сына супругов, в страхе отшатываясь от них, будто смерть заразна. Митчелл беззастенчиво фиксирует это нежелание вживаться в горе другого и строит свой фильм, не заставляя зрителя упиться эмоцией, показывая человеческие отношения на манер зоопарка под стеклянных колпаком, где между нами и миром на экране проходит прозрачная грань.