Сокрытые в дереве метафоры

Я спрошу у дерева, где же ты, любимый мой?
Кадр из фильма «Дерево»

На российские экраны выходит фильм Джули Бертучелли «Дерево». Несмотря на название, речь тут не идет об экологических манифестах, хотя вопросу «Вырубать – не вырубать?» место все же находится. И подают его не с точки зрения экологии леса, а погрузившись в экологию чувств.

Бертучелли, видимо, еще в пору своей будущности ассистентом у Отара Иоселиани, Кшиштофа Кесьлевского и Бертрана Тавернье привыкла к позиции многозначного, многосмыслового кино, потому вопросов у нее в фильме возникает множество. Тот же «Вырубать – не вырубать?» скрывает за собой красивую метафору, которая вопрошает: как выкорчевать из памяти воспоминания об ушедших близких? Когда прорастет быльем привычка жить без них? Сколько времени требуется взрослому и ребенку, чтобы выработать «антитела», способные побороть тоску от невосполнимого?

Эти вопросы режиссер на «Дереве» вывешивает, но ни прямо, ни косвенно ответить на них не стремится. Похоже, Бертучелли сама с ответами не определилась и ищет их вместе со зрителем, а между тем занимается художественной констатацией. Она по-своему рассказывает историю, которую отыскала в книге Джуди Паскоу «Дерево отца». О том, как неожиданную смерть отца переживает его семейство: жена, три разновозрастных сына и маленькая дочь. Книга больше упирается в мистицизм, выводя на передний план переживания восьмилетней девочки, которая верит – папа после смерти поселился в гигантском дереве, смоковнице, что растет во дворе.

В фильме позиция мистика не оспаривается, но и не получает карт-бланша. Где возникает опасность перекоса, режиссер прибегает к помощи оператора Найджела Блука, и тот переключает внимание зрителя, завораживая красотой пейзажных съемок. Кадр у него обладает выраженной вместительностью, и экран получается небывало объемистым и одновременно просторным. Природа Австралии и сама по себе удивительно киногенична, но глаз Блука, собирая на ней отблески пограничного (закатного, рассветного) времени, еще больше подчеркивает нерукотворную прелесть.

Чтобы отвлечения такого рода не стали слишком приторными, режиссер следит за центром тяжести. Тяжесть распределяется между актерами. Особенно достается женщинам. Напряжение достигается за счет эмоционального противостояния матери и дочери. При том что роль матери исполняет Шарлотта Генсбур, которая заслуженно считается одной из самых искусных и интересных актрис нашего времени, роль дочери досталась никому не известной девочке Моргане Дейвис. Однако искушенность и неопытность не конфликтуют. Вероятно, тут не последнюю роль сыграло умение Бертучелли работать с актерами, а также ее собственная включенность в экранное повествование. Иногда случаются такие мистические вещи, и фильм громко резонирует – настолько громко, что отзывается в реальной жизни режиссера. Когда Бертучелли писала сценарий, у нее умер муж.

Может быть, отсюда у нее и осторожность в манере рассказывать, и нежелание четко отвечать на свои же вопросы, и некоторый сентиментальный пафос в завершении. Единственное, что определенно и точно сказано в фильме (грустноватое утверждение, вложенное в уста одного из героев): «Счастливая семья – это скучно».