Виталий Нуриев
Красивая картинка – неотъемлемая часть фильма ужасов.
На российские киноэкраны выходит фильм Даниэля Штамма «Последнее изгнание дьявола». Фильм хотя и работает в низком жанре ужасов, но вовсе не хочет следовать привычным канонам. Отталкиваясь от них, он находит свое игровое поле и на ниве ужасов ведет себя не как обычный пахарь.
Ответ на вопрос, откуда в фильме одновременно и сюжетная взвешенность, и достаточно смелая художественная выразительность, нужно искать в истории его создания, созревания и взросления. Замысел хоррора, решенного в документальной стилистике, возник изначально не у режиссера, а у продюсера Эрика Ньюмана, известного специалиста-«ужасника». Он поделился своей идеей со сценаристами Эндрю Гарландом и Хаком Ботко, тоже любителями попугать зрителей. И лишь потом, окончательно определившись с общими желаниями и стремлениями, они стали искать подходящего исполнителя. Нашли многообещающего новичка, который снял один-единственный полный метр («Необходимая смерть»), но в нем оказалось все, что было необходимо для будущего «Последнего изгнания дьявола»: стилизация под документальное кино, талантливая драматизация, сквозь которую хорошо просматривается вдумчивая работа с актерами.
В «Изгнании» эта работа тоже видна: независимо от возраста и опыта, актеры выдают те эмоции, что наиболее основательно подпирают сюжетный остов. А укреплять его действительно приходится, тщательно выбирая подпорки, – сюжет сам по себе довольно проблемен и шаток. Не потому, что хочет испугать до смерти (этого-то как раз ждешь и себя к страху готовишь). И не от того, что попутно он умудряется переворошить грязное белье священнослужителей и подвести зрителя к вопросу: насколько служение Богу, возведенное в сан, есть работа, и в какой мере это – призвание, какой удельный вес в этом уравнении имеет вера? Вопрос, на который у нас уже есть готовые ответы, и коварство фильма в том, что он не пытается с нами спорить, он просто показывает – можно ответить иначе в ущерб удобной системе координат. Подводя зрителя к этому, создатели фильма берут за сюжетную точку опоры желание священника, преуспевающего на поприще изгнания дьявола из бесноватых, покаяться в шарлатанстве. Священнослужитель приглашает режиссера-документалиста и оператора снять фильм про настоящие будни современного экзорциста.
Шаток же сюжет потому, что задает истории бешеный ритм, устанавливая резкие и контрастные границы, за пределами которых документальный фильм-разоблачение перестает быть таковым и превращается в фиксацию натурального изгнания нечистого. Однако Штамм шаткости не боится и продолжает крепить свой фильм. Он находит замечательную натуру: разлапистый фермерский дом в глухом местечке в Луизиане напоминает кладбище массивной антикварной мебели. Режиссер активно использует цветовые возможности – нижний этаж дома выдержан в холодных тонах, тут не предполагается масштабных действий, а комнаты наверху, где проходит и первый обряд изгнания, и другие напряженные сцены, наоборот, окрашены в оранжевый цвет, чтобы усилить воздействие. Камера тоже его усиливает, она документальна и бесстрастна, моментами гаснет, снова включается, выхватывает то косой угол, то идет сверхкрупными планами.
Между тем, углубляя «ужасную» составляющую, фильм не перестает полемизировать. Он тоже (как, например, в свое время «Твин Пикс») не удерживается от высказывания по поводу маленьких селений и городков в американской глуши, по поводу их кажущегося спокойствия, умиротворения и благополучия. А на самом-то деле дерни за ниточку и размотаешь целый клубок неприглядностей. Тут легко скатиться в повторение, и ты ждешь этого от «Последнего изгнания». Но создателям достает трезвости не пережать. Даже в финале они не играют со зрителем в молчанку и не копируют удачные ходы собратьев по цеху, так что заключительные титры не оставляют ощущения, будто режиссер вместе со сценаристами и продюсерами прямо перед съемками пересмотрели «Ведьму из Блэр» и все успешные ужастики японцев.
