Петит

Музей Ахматовой in quarto

ВОСПОМИНАНИЯ об Ахматовой на самом деле - это почти всегда именно вспоминание через Ахматову, помимо нее и вокруг. Скажешь "Ахматова" - и в зависимости от настроения, например, или "школы быстрейших ассоциаций", по слову Мандельштама, а то и чего-то еще, другого, вспомнишь: или "Серебряный век", или, напротив того, 60-е, скажем, годы; Первую мировую, или Великую Отечественную; Санкт-Петербург, но и Москву, да и Ташкент, конечно; Николая Гумилева или Гумилева Льва; Комарово или Переделкино; Жданова и тут же Зощенко; лагеря - эмиграцию; четырех тогда еще молодых поэтов, прозванных ахматовскими сиротами, или четырех тоже тогда молодых поэтов, но только совсем других; Цветаеву или Мандельштама; в конце концов и саму Ахматову; словом, кто во что горазд...

Собственно, примерно таким образом и составлена книга "Анна Ахматова в записях Дувакина" (приуроченная, надо сказать, все-таки к 110-летию Ахматовой). Здесь требуется пояснение: Виктор Дувакин - филолог, специализировавшийся на поэзии начала века, в частности, на Маяковском; архивист, после выступления в защиту бывшего его ученика Андрея Синявского (процесс 1966 года), отстраненный от преподавательской деятельности и занимавшийся после этого созданием фонда звуковых мемуаров, то есть фонотеки по истории русской культуры первой трети ХХ века в МГУ. Именно из расшифрованных материалов, собранных Дувакиным звукозаписей, из его разговоров с людьми самыми разными (среди них, например, Михаил Бахтин, Лев Горнунг, Виктор Ардов, Михаил Вольпин, Вероника Полонская и многие другие) и составлена эта книга.

Автопортрет писателя в интерьере

СОВЕРШЕННО нет необходимости тревожить великие тени для того, чтобы прийти к выводу, что публикация и чтение литературных дневников - дело не только небесполезное, но также порой и небезынтересное. И если претенциозность имеет своей противоположностью непосредственность, то "Автопортрет" Дмитрия Каралиса, автобиографическая книга, написанная на основе его дневниковых записей 1981-1992 годов, есть книга истинно непосредственная, в чем-то даже с налетом простодушия.

Почти не ощущается никакой "литературы" в этой книге, не ощущается и стремления свести запоздалые счеты с самолюбивой писательской братией, к каковой принадлежит сам мемуарист. Никакого самолюбования, самовосхваления; напротив, рефреном проходит фраза: "сделано так мало, а сделанное так слабо и несовершенно", - отчего поневоле проникаешься к автору доверием. Повествование начинается со спецкомендатуры # 2 в поселке Коммунар под Ленинградом (проще говоря - с "химии"), куда попадает будущий писатель, и заканчивается символическим "венцом" - приемом в Союз писателей.

Между тем и другими событиями - рутинные труды начинающего писателя, постепенное обретение литературной самоидентификации, дружба с А.Житинским, семинар Бориса Стругацкого, публикация нескольких книг, бурная издательская карьера в начале 90-х. И еще - примета советского (и постсоветского) мировосприятия: ограничение свободы в начале 80-х не озлобило нашего героя, приобщение же к писательскому сонму в начале 90-х не вызвало особенной радости. Дмитрий Каралис - не просто герой своего времени, но герой каждого его года, дня и часа. А значит, есть шанс и далее, двигаясь вровень со временем, разделять с тем все надежды, успехи, просчеты и обольщения.