Искусство не может быть святотатством

- Алексей Ильич, в последнее время было уже несколько серьезных конфликтов между художниками и Православной Церковью, которые заканчивались погромами выставочных залов. На ваш взгляд, в чем корень этих конфликтов?

- Мы касаемся очень деликатной темы. С одной стороны, верующие и духовенство настолько обижены антирелигиозной политикой государства в XX веке в России, что очень болезненно воспринимают любые проявления негативного отношения к Церкви и религии. Они, наверное, более чутки к этому, чем верующие тех стран, где не было таких грозных событий. Там в обществе больше терпимости, поскольку в этих странах не было такого периода ненависти ко всему церковному и сакральному.

С другой стороны, в нашем искусстве и в нашей религиозной жизни гораздо меньше свободы творческой интерпретации христианских истин и образов, чем в западном мире. Наши представления об образах в иконе и их использовании гораздо более консервативны. В них гораздо меньше проявляются последние тенденции в развитии искусства XX века. Иногда даже само присутствие личностного отношения воспринимается как помеха к проявлению канонического начала. Если говорить о соотношении художественного и религиозного, то для меня жизнеспособна только та религия, которая может принять в себя что-то новое, идущее из жизни. Я за то, чтобы представления и обряды обновлялись с течением времени. И это происходило исторически.

Но у нас очень часто обряд торжествует над новшествами, которые могли бы прийти из мира переживаний современного человека. Канон ценится выше, нежели его обновление. Конечно, исторически в своих принципиальных суждениях христианство было всегда одним и тем же. Но ведь была бездна вариантов. Даже русское православное христианство XI века совсем не похоже на атмосферу христианской веры века XVII. Сейчас такая обновительная тенденция крайне скудна. Мы видим сознательную консервацию художественных приемов в основном XVI века. Правда, живопись храма Христа Спасителя дала толчок развитию салонной академической религиозной живописи XIX века. Но преобладает стремление к постдионисиевскому стилю. Все остальное встречается очень редко, т.е. происходит сознательная консервация.

Я думаю, что это серьезная проблема для жизни Церкви. Если она не будет способна вместить в себя новое, то это новое пойдет вне ее образов и идей. А это чревато оскудением полноты церковной жизни в современном обществе. Я не знаю, как Церковь решит эту проблему, но она должна ее осознавать.

Иногда имеют место попытки намеренного обострения религиозного или антирелигиозного направлений в современном искусстве. Лично я не встречался с высокоталантливым воплощением антирелигиозного порыва. Как правило, на негативном порыве художественные ценности не возникают. Необходимо иметь какой-то идеал, чтобы его утверждать. На месте Церкви я бы ограничился моральным осуждением подобных антирелигиозных акций. Если эти действия содержат нарушение закона, то необходимо вмешательство правоохранительных органов. Чем спокойнее будут высказывания Церкви, тем весомее их воспримет общество.

Отвечать на безумное действие другим безумным действием означает создавать излишнюю конфликтность ситуации. Мне не нравится выставка, которая имела место в Сахаровском музее, поскольку она была намеренно провокативной. Но мне не нравится и насильственное противодействие этой акции.

Я не думаю, что антирелигиозные акции получат какое-нибудь продолжение. Они практически исчерпали себя выставкой "Осторожно, религия!". Я не вижу почвы для развития подобных тенденций. Акции, о которых мы говорим, совершенно маргинальны. За ними не стоит каких-то общественных сил и интересов. Они вызваны скорее открытостью современного общества.

- По-видимому, обеим сторонам все-таки придется искать какой-то компромисс. В чем он должен заключаться, на ваш взгляд?

- Приходить к компромиссу нужно прежде всего тем, у кого есть постоянное столкновение интересов. Но в данном случае его нет. Это всего лишь эпизоды, возникающие в связи со случайными инициативами. Если бы Церковь работала умнее, она нашла бы художников, которые высказали бы свое суждение о качестве антирелигиозного искусства. И это суждение было бы гораздо весомее, чем простая физическая борьба. Все-таки Церковь - это сфера сознания, духовной жизни. Поэтому бороться ей нужно именно в этой сфере.

- Где проходит граница между святотатством и свободой творчества?

- Для меня искусство никогда не является святотатством. Искусство - это творческая свободная интерпретация тех или иных истин, может быть, даже самых высоких.

- Некоторые представители Православной Церкви выступают против того, чтобы художники использовали в своих работах христианские религиозные символы. Тем самым они устанавливают на них своего рода право собственности. Насколько справедлива такая позиция?

-Я не встречался с таким явлением. Неужели художник не может изобразить на картине крест? Если это высказывания отдельных иерархов, то Бог им судья. Но если бы это стало официальной позицией Церкви, то я был бы крайне изумлен. Недавно в кинотеатрах прошел фильм "Страсти Христовы", снятый по евангельским событиям и с одобрением воспринятый православной общественностью.

- Как, на ваш взгляд, должна вести себя власть в случае возникновения конфликтов между Православной Церковью и творческими кругами?

- Власть должна вести себя строго по закону. У нее просто нет другого выхода. Ее нравственная задача - содействовать примирению тех или иных социальных групп.

- Каким образом возможно предотвратить появление подобных конфликтов?

- Чем более открыто и широко будут обсуждаться возникающие разногласия, тем меньше шансов на то, что они перерастут в ожесточенный конфликт. Лучше всего не придавать особого значения этим расхождениям и не обращать на них слишком пристального внимания. Попытки силой пресечь какую-либо скандальную акцию, как правило, вызывают общественное сочувствие к ее организаторам. Тем самым эти акции достигают своей изначальной цели - привлечь к себе внимание. Скорее следовало бы поменьше их замечать, оставив на обочине общественной жизни.