Пережить апокалипсис

Борьба с природой всегда была напоминанием, сколь ничтожен сам человек. Фото Reuters

После часа просмотра фильма «Выживший» я стал копаться в памяти. На что-то это все было похоже, причем не из недавно виденного или прочитанного, а на что-то из детства.

А потом я вспомнил, как в классе пятом, гостя у бабушки с дедушкой, от скуки записался в асканийскую библиотеку. Значительная часть книг там была на украинском, а потому выбрать, что хотелось, я не мог. Скажем, тяжеловато читать «Одиссею капитана Блада», когда там кто-нибудь говорит: «Маешь рацию» (то есть «Ты прав»). Пришлось выбирать из того, что я еще не читал.

Бродя по библиотечным коридорам, я наткнулся на книгу Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке» – о летчике Алексее Мересьеве (в реальности – Маресьев), который, потерпев аварию в годы Великой Отечественной войны, с тяжелейшими ранами добрался до своих, а затем, несмотря на ампутацию обеих ног, вернулся в небо. Но тогда я всего этого не знал и спросил у бабушки: это о чем вообще? А она: как, ты не читал?

Так я впервые познакомился с темой выживания в искусстве. Холод и боль в картине Иньярриту недавно напомнила об этом знакомстве. Одновременно я задумался: последние пять–десять лет Голливуд стал все активнее использовать образ бегущего – будь он охотником или жертвой – задыхающегося человека. На ум приходит «Апокалипсис» 2006 года, вдохновленный фильмами «Голая добыча» и «Убегая от стрелы» полувековой давности.

Выживание всегда было частью искусства. Столкновение человека и природы – это неизменная составляющая мифов, которые сейчас все чаще применяются в искусстве. И не только в кино (кстати, нелишним будет вспомнить и о «Марсианине», вышедшем в том же 2015-м): литература и индустрия компьютерных игр также поддались новому тренду.

Особенно это касается игростроя. Долгое время всем в индустрии заправляли компании-мейджоры, однако с развитием технологий и появлением краудфандинга возникла целая волна разработчиков-любителей. Результат: как минимум четверть независимых проектов посвящена теме выживания, иначе говоря – survival.

Причем тема эта раскрывается в самых разных декорациях – уцелей в зомби-апокалипсисе, в постапокалиптической пустоши, на необитаемом острове, на чужой планете или в космосе, под водой или в подземелье. Все это пробуждает в памяти Даниеля Дефо с его Робинзоном Крузо. Именно его – потому что речь идет о выживании одиночек, каждый из которых занят поиском компаньона-Пятницы, обработкой материалов и созданием убежища.

Что показательно. Скажем, Робер Мерль в постапокалиптическом романе «Мальвиль» показал выживание группы французских крестьян. Коллективизм в книге способствовал раскрытию культурных особенностей французских деревень – начиная от отношения к женщине и заканчивая общественным и экономическим укладами.

Одиночное выживание – абсолютно другой вопрос. Оно касается человека как такового, поиска места в жизни и смысла существования, а также отношений с Богом. Борьба с природой всегда была напоминанием, сколь ничтожен сам человек. Эта же борьба суть гимн человеческой силе духа.

В последнее время Голливуд стал все активнее использовать образ бегущего – будь он охотником или жертвой – задыхающегося человека. Кадр из фильма «Выживший». 2015

Так или иначе все это наводит на один вопрос: чем мы обязаны такой популяризации темы выживания? Когда речь идет, например, о фантастике, фэнтези или каких-то исторических вещах – ответ всегда прост: этого нет в жизни, вот и хочется посмотреть на звездные войны, почитать про приключения хоббитов, послушать «Полет валькирий» или сходить в театр на Шекспира. Неужели нам всем так хорошо, что не хватает нового вызова – от природы? Что, человек соскучился по тем временам, когда приходилось ежедневно воевать с лесом?

Или же речь идет о предчувствии? Что придется опять воевать с лесом, принимая все новые и новые вызовы от природы? В конце концов катастрофы самого разного рода сегодня повсеместны, но вот климатические, уничтожающие всех без разбора, уже достаточно давно уступили первенство экономическим, социальным и политическим, которые губят, как правило, тех, кто победнее. Вот и хочется – чтобы всех и сразу; мать-природа как всекарающая и потому справедливая сила.

Однако такая точка зрения взывала бы к самым негативным человеческим чертам, а именно – к кровожадности и жажде мести. Мне же кажется, что ответ таится в одиночном характере выживания. Пятьдесят лет назад еще существовали универсальные культурные коды, которые делали массовые произведения искусства интересными для большинства. Сегодня, когда эти коды повторились столько раз, что начали вызывать зевоту, культура требует новой крови, новых мифов и новых тем. Не постмодернизма с его бесчисленными и уже разученными наизусть заимствованиями, а забвения для всего прошлого и начала чего-то действительно нового.

Отсюда и образ человека, сражающегося то с природой, то со зверьем, то с себе подобными. Но главным образом – с самим собой. А для этого требуется понимать – кто ты, кем ты был и каким хочешь быть в будущем.

Выйдя из кинозала, я пошел по направлению к дому, а по пути заглянул в банк снять денег. Очередь там собралась внушительная. Мужиков десять разного возраста, все в куртках с меховыми капюшонами, переминаясь с ноги на ногу, уткнулись в телефоны. Я решил присоединиться к этому занятию – и уткнулся в свой. А потом подумал: что-то тут не так. И присмотрелся к мужикам: каждый, нажав пару кнопок, просмотрев пару страниц, как бы рефлекторно поднимал руку к лицу и начинал почесывать бороду. Дикари, подумал я, накинул меховой капюшон, почесал бородку и ушел.