Про неоскорбленные религиозные чувства

Эта сцена в «Тангейзере» никого не оскорбила. Фото РИА Новости

В понедельник утром вернулся из Ярославля, где накануне вечером посмотрел премьеру «Тевье». Спектакль по Шолом-Алейхему поставил Михаил Теплицкий, в главной роли – звезда ярославской сцены Валерий Кириллов.

«Первый русский» – так теперь, в полном соответствии с исторической справедливостью, рекомендует себя театр, который носит имя Федора Волкова. Поставить на его сцене историю про молочника Тевье – эксперимент в своем роде. Вслед за Квашой из «Того самого Мюнхгаузена» могу повторить: не могу сказать, что это подвиг, но нечто героическое в этом есть. Ярославль – красивый русский город, театральный, однако же еврейской публики в нем вряд ли хватило бы и на один аншлаг, а тут – переполненный зал, три часа сидят, слушают, смеются, а в финале – плачут в едином порыве. И выходят из зала счастливые, утирая слезы.

Тевье – герой по нынешним временам опасный. Он – и у Шолом-Алейхема так – все время ведет беседы с Богом, неторопливые, часто – бытовые разговоры, впрочем, чем дальше, тем больше поднимаясь до вопросов почти карамазовских, сближающих Шолом-Алейхема с Достоевским. Главное в рассказах о Тевье – эти его разговоры, Тевье – протагонист, а спектакль, несмотря на многочисленные диалоги и даже массовые сцены, это непрекращающийся монолог героя, его разговор с Богом и с самим собою. От бесед с Ним Самим молочник Тевье совершенно естественно, безо всяких пауз, переходит к спорам с родными или со своей коровой, той самой, которую потом отказывается продать Лейзеру-мяснику, рядом с которым, великаном, Тевье выглядит крошкой, ребенком, однако же не теряющим чувства собственного достоинства. «Не перебивай, холера тебя возьми!» – и так он это нежно говорит, обращаясь к корове, с таким теплым чувством.

В этой премьере Волковского театра, есть, на мой взгляд, кое-какие странные моменты, очень даже странные, имея в виду, что спектакль ставил режиссер, приехавший из Израиля: Тевье то и дело валится на колени. Я вспомнил, в какое ЧП много лет назад превратился финал «Поминальной молитвы» в «Ленкоме», где Марк Захаров единственный раз – этаким приветом от театра (они так и объясняли это, что, мол, это уже не Тевье, а актер Евгений Леонов!) – поставил Тевье–Леонова на колени. Среди публики ярославской премьеры этот пластический жест, кажется, никого не удивил, тем более – не вызвал протеста. Но это уже – деталь, главное – успех, совершенно очевидный, ну и контекст – ведь действие происходит в Украине: смысл всей истории в том, что мы разные, конечно, но бить друг друга по этой причине точно не стоит, даже евреев бить не надо. Имея в распоряжении хорошо тренированную труппу, режиссер «подвигает» спектакль в сторону мюзикла, где разговорные сцены перебиваются и продолжаются танцевальными выходами кордебалета, составленного из драматических актеров. Кириллов «не давит» на еврейство, как вообще этот спектакль – в оформлении, в манере игры – не перегружен фольклорно-национальными деталями. Чуть-чуть – в интонациях плюс – как знак сферы деятельность главного героя – сцена уставлена знакомыми молочными бидонами, кроме которых ничего и нет. Бидоны «отбиваются» за все, что нужно по ходу истории, чем дальше – тем более драматичной.

Молочник Тевье (Валерий Кириллов), взвалив на плечи бидон, будто репинский бурлак на Волге, идет навстречу вернувшейся в дом дочери. Фото Татьяны Кучариной со страницы Театра им. Волкова в социальной сети Facebook

Из ударов бидонов друг о друга выходит музыка, точно так же как в свадьбе с бедным портным музыка получается из ударов стаканов о ладонь и катания тех же стаканов по столешнице, положенной на выстроенные в ряд молочные бидоны. Ловко выходит.

Валерий Кириллов – большой актер, которого местная публика привыкла видеть не только на сцене, но и непременным ведущим всех важных торжеств и церемоний, и тут, судя по отзывам зрителей, он едва ли не впервые играет роль с такими вот трагическими интонациями. Играет сильно, как я уже сказал, трогая до слез. В финале эта самая трагедия обозначена проливающимся молоком – очень это красиво придумано: из алюминиевых бидонов вырываются длинные ленты белой ткани и, ухватившись за концы этих «молочных рек», Тевье, взвалив их на плечи, как репинские бурлаки на Волге, идет навстречу вернувшейся в дом дочери. Зачем он то и дело становится на колени, я так и не понял. Зря, по-моему, никому – ни Тевье, ни даже публике – это не нужно. Публика и так влюбляется в героя Кириллова, он ей и без этого с самого начала сильно симпатичен. А уж как ему сочувствуют в его горе! Даже когда одна из дочерей, Хава (Александра Чилин-Гири) уходит из дома к русскому мужу и принимает православие. Казалось бы – вот он, повод для радости. Я сразу вспомнил, как однажды ходил по этажам Глазуновской академии, слушал рассказы о выдающихся учениках и в конце концов осторожно поинтересовался: «Простите, а не православные учащиеся у вас бывают?» – «Да, была одна девочка, татарочка, на четвертом курсе крестилась».

И вот какой в этой ярославской театральной истории имеется нюанс: этим театром, ярославским, имени Волкова, до недавнего времени руководил Борис Михайлович Мездрич, который сегодня оказался в центре новосибирской истории с «Тангейзером», поскольку в последние годы снова служит директором Новосибирского академического театра оперы и балета. Мездрич – вообще из знаменитых в России театральных директоров, можно сказать, фигура легендарная, но в историю попадает не впервые. Ярославль он покинул тогда со скандалом, причем протесты против него, публиковавшиеся в газетах, носили часто откровенный антисемитский оттенок. И вот прошло совсем немного времени, и вышел «Тевье». И – полный зал, билеты проданы на несколько спектаклей вперед.

Хотя, если на минуточку вернуться к «Тангейзеру» и истории в Новосибирске, почему-то в комментариях редко кто вспомнит о том, что с религиозными чувствами все не так уж просто.  Представьте себе, как оскорбительно все, что произносится в православной или католической церкви для верующего еврея. Но ведь никому в голову не приходит протестовать.