Герои и монстры пассажирской мифологии

Удача – важный вопрос при выживании в транспорте.

С недавних пор я стал считать, что ненависть – слишком сильное негативное чувство, одурманивающее разум, а потому от нее лучше отказаться целиком. Соответственно не осталось и людей, которых я бы ненавидел. За исключением, пожалуй, одного парня, который более 20 лет назад запретил мне кататься на детском электромобиле. Бабушка, которая привела меня в парк и вежливо попросила у кассира билет на аттракцион, была вне себя от отказа, а я, впервые столкнувшись с возрастной дискриминацией, испытал чувство какой-то неполноценности. Десятилетия сделали свое дело: я не обзавелся правами и автомобилем, не читаю журналов о машинах и не пускаю слюни при виде Ferrari. Но я стал целостен и не обманываюсь более: мне теперь доподлинно известно, кто я.

Я пассажир.

Раз в час желтый пузатый автобус – он был широк, неуклюж, медлителен, но по-своему мил, потому и говорю о лишнем весе – подъезжал к поселку Челюскинский. В будни его редко кто ждал – добраться до Москвы было проще через Мытищи, а туда ходили электрички и одна маршрутка. Да и стоять в пробках на Волковском или Осташковском шоссе никому, наверное, кроме меня, было не по нраву. Тем не менее я был верным пассажиром, который ждал и уже заранее знал, какую книгу будет читать в пути, какую будет слушать музыку и какие думать мысли. Я верил в то, что автобус доберется до места назначения, поднимаясь в салон, подавлял притаившиеся в глубине души ненависть и разочарование, и моя вера и мой буддизм рождали во мне наивность.

Наивность – то же, что и естественность или натуральность – качество более чем полезное в нашем изощренном мире. Вернее было бы сказать, что полезным скорее является изображение наивности; мало о ком из пассажиров столичной подземки можно сказать: «О, этот парень – пассажир со стажем». Тем не менее почти все, кто спускается в метро или садится в автобус, троллейбус и трамвай, – опытные пассажиры, при входе в любой из видов транспорта надевающие маски наивности. Мы твердо верим в безопасность поездов, в профессиональные качества водителей, машинистов и правоохранителей, в надежность металлов, сплавов и конструкций. Наконец, в собственную карму. В причитающуюся нам удачу. Вера и наивность позволяют не сходить с ума в лязгающих и грохочущих стальных чудовищах, переваривающих нас после завтрака, обеда и ужина.

Подъезжая к Волковскому кладбищу, желтый пузатый автобус останавливался в пробке: подмосковные жители и в будни не прочь закупаться в местных торговых центрах. Тут я открывал свой дневник. Львиная доля записей в нем начинается со слов: «Какой-то мужик сегодня в метро…» Далее вариации: на коленях умолял свою женщину о прощении, с одухотворенным видом бил кого-то, в подпитии уподоблялся Пизанской башне, просил денег добраться домой в Челябинск… Мне кажется, количество подобных записей со времен школы перевалило за тысячу, и теперь я точно понимаю, что «какой-то мужик» – это не кто иной, как я сам, мое отражение, всего лишь собирательный образ и абстракция.

Пассажирское равенство появилось не сразу. Фото Reuters

Пассажир – это абстрактное понятие. У него не может быть цвета кожи, он говорит на интернациональном языке. Транспорт – это определенный вид социального равенства, где значение в первую очередь имеют твои размеры и воспитание. Транспортные революции шли следом за политическими, экономическими и социальными. Пассажирский протест – это почти 400 дней «Ходьбы во имя свободы». Так называлась акция, инициированная Мартином Лютером Кингом против расовой сегрегации в общественном транспорте – белым принадлежали первые четыре ряда автобуса, чернокожим – все последующие. (С необходимостью уступить место, если первые четыре ряда заняты.) Со времен изобретения колеса главный вопрос – кому оно будет принадлежать? Абстрактный наивный пассажир – лучший из всех возможных обладателей.

На одной из страниц дневника – воспоминания о школьных годах. Я тогда почему-то очень любил красные автобусы. В то же время мои одноклассники прекрасно разбирались в машинах. Уже учась в университетах, практически все они купили себе авто. Это, наверное, определенная мужская культура, все из детства, когда мы игрались в машинки. Как-то я слышал об одном исследовании на тему самых сексуальных спортсменов. Так вот – ими оказались гонщики, герои женской мифологии. Видимо, тут что-то от противопоставления ролей – если ты не рулишь жизнью, твоей жизнью рулит кто-то еще. Если треть своей жизни мы проводим во сне, то еще одну треть – в транспорте. Итого для свободы остается всего лишь последняя треть, но ее мы уделяем работе. «Крутая тачка» как символ успеха и свободы – это порой лишь оправдание и компенсация за – как правило – впустую проведенное время.

У пассажирской мифологии есть свои герои. Запись-наблюдение на странице с пятном от кофе. Переполненная электричка. Станция. Двери открываются. Дурно пахнущая бездомная входит со словами: «Расступись, грязь, – говно плывет». Остроумие павших на дно – реакция на беззащитность. А о здравости общества стоит судить в первую очередь по тому, как в нем относятся к беззащитным. Тут еще важно – кто должен к ним хорошо или плохо относиться.

«Две вещи, в которых человечество нуждается больше всего, – это социализм и мир, но обе противоречат интересам наиболее могущественных людей нашего времени», – писал Бертран Рассел в «Происхождении фашизма». Водитель даже элитного авто,– не более чем переходный статус, который рядового пассажира вовсе не пугает. Элитные пассажиры, попадающие в аварии лишь по случайности или вследствие исполнения заказа на убийство, говорящие о надежности транспорта и повышении цен на него исходя из инфляции и роста зарплат (в 98-м билет на метро стоил два рубля), – вот кто страшен. Монстры на страницах пассажирской мифологии.

Притеснение, разделение, формирование общественно-транспортного мнения, сегрегация, апартеид, технические аварии – это не столько следствие того, что элитные пассажиры принимают неверные политические, управленческие или строительные решения, сколько следствие того, что сами они пользуются другими маршрутами. Ромен Гари в свое время возмущался тем, что за еду приходится платить. Следовало бы продолжить мысль до несправедливости цен на проезд. Обязанность государства – обеспечение безопасности населения. Но аварии на общественном транспорте по-прежнему уносят достаточно жизней. Какая разница, кто тебя убивает?

Вот, пожалуй, что вызывает ненависть. Конечная. Я недалеко от станции метро «Бабушкинская». Не сделав ни одной записи, закрываю дневник и выхожу. Автобус трогается дальше. Спасибо, что довез. Можно немного позлиться: цены на транспорт с нового года выросли. Водитель ехал слишком быстро. Автобус старый. Как всегда – немного страшно. В метро отпустит. Или нет.