Сторонник правильной охоты

Павел Гусев первым в России добыл африканскую пятерку – слона, носорога, льва, леопарда и черного буйвола.
Фото из личного архива Павла Гусева

Павел Гусев, главный редактор и владелец газеты «Московский комсомолец», член Общественной палаты РФ, известен не только своей издательской и общественной деятельностью, но и увлечением, которое многим может показаться необычным. Его страсть – трофейная охота, а в его коллекции – самые редкие трофеи мира. Павел ГУСЕВ рассказал обозревателю «НГ» Юлии ВИНОГРАДОВОЙ о том, как трудно добыть голубого барана, какое на вкус мясо льва, а также о новом законе об охоте, вступившем в силу год назад.

– Павел Николаевич, расскажите, почему вы занимаетесь охотой?

– C 16 лет увлекся я этим делом, и за это время не раз пришлось сталкиваться с полнейшим непониманием такого моего увлечения, когда человек берет ружье и идет в лес. Поначалу я спорил, пытался объяснить, что существует некая генная, историческая составляющая, которая заложена в нас с древних времен, когда охота была не хобби, а способом выживания. В конечном счете понял, что доказывать абсолютно бессмысленно. Вот есть феминисты, и вы никогда не докажете им, что это сугубо индивидуальное женское восприятие жизни. Есть гомосексуалисты, и вы никогда не убедите их, что это некое отклонение от природы. Они все равно будут на вас смотреть непонимающим взглядом и доказывать: это вы – другие, это мы – норма. От себя лично могу сказать в данном случае одно: в мире масса увлечений. Не понимаете, что такое настоящая охота, – пожалуйста, собирайте книги, марки, спичечные коробки. На байдарке плавайте или на лыжах бегайте по зимнему лесу. Это будет ваше увлечение. И оспаривать его я никогда не буду, как бы к этому ни относился.

– Но ведь для вас охота, как я понимаю, не просто увлечение? Вы не раз высказывали мнение, что охота сегодня – это спасение природы.

– Да, действительно, именно правильная охота спасает и спасет животный мир. Этот парадокс большинство людей отказываются понимать. Путешествуя по любой европейской стране, будь то Австрия, Венгрия, Германия, Франция, мы удивляемся – на опушке леса спокойно олени пасутся, косули по полям бегают, зайцы... Просто поражает обилие животных в тамошней природе. При том, что охота в европейских странах развита значительно больше, чем в России, – по количеству охотников и по уровню культуры. Почему? Потому что во всем мире охотничья деятельность развивалась по совсем другому пути, нежели в России. В нашей стране с советских времен существовала исключительно «мясная охота». Животных истребляли, уничтожали для прокорма населения. Ни сельское хозяйство, ни торговля, ни производство продуктов питания не позволяли стране добиться нормального обеспечения продуктами питания. Поэтому охотхозяйства имели план по сдаче «дикого» мяса, процветала заготовительная охота. И – планомерно уничтожался животный мир России. А ведь до 1917 года существовала в России охотничья структура, которая называлась Императорским обществом – а дальше шло уникальное слово – правильной охоты. Именно правильной охоты. То есть в начале века закладывались основы той охоты, которая сегодня развита по всей Европе, – так называемой трофейной охоты.

– Что такое трофейная охота?

– Это охота, при которой, во-первых, категорически запрещен отстрел самок, то есть особей, которые дают приплод, жизнь новым поколениям. За исключением единичных случаев эпидемий, когда, чтобы остановить распространение болезни, уничтожаются целые стада – например, при чумке у диких кабанов. Во-вторых, ни при каких условиях не уничтожают молодняк. За одно-двухлетками внимательно наблюдают охотоведы, егеря. В процессе роста у животного – в связи с плохими экологией, питанием или генами, например, – могут проявляться отклонения от нормы – рог начал расти не так, произошло искривление ног или появились неестественные пятна на шкуре – все это показывает, что животное больно, в таких случаях его обязательно нужно из стада изъять. Да, приходится его отстреливать, чтобы уберечь стадо от таких отклонений в развитии. Когда же здоровый самец наберет силу, заматереет, а затем неизбежно начинает стареть, слабеть, а в это время у него еще шикарная крона рогов, он попадает в руки охотника. Место этого одного добытого охотником самца тут же с удовольствием занимают три-четыре других. Животные полигамны, один самец покрывает с десяток самок. И ничего страшного, что старое животное, которое отживает свой век, изымается из природы. Так что трофейная охота – это нормальная селекция животных в диких условиях, а трофей – отличные рога и шкура – достается удачливому охотнику. Вот смотрите, книга «Охотничьи трофеи мира» – в ней описаны, кто какие трофеи добыл, как их оценивать и сопоставлять.

– Государство как-то должно контролировать трофейную охоту?

– Конечно. Государство устанавливает общие нормы расценок на трофейную охоту. В Европе это большие деньги – например, в Болгарии за оленя охотник может заплатить охотхозяйству до 60 тысяч евро. Установлен строгий контроль над тем, чтобы были сохранены уникальные образцы животных. Например, в Венгрии косулю, которую вы добыли, обязательно измеряет государственный инспектор. Если она оказалась уникальных размеров, вам принесут извинения за то, что трофей придется отдать в местный музей, зато вам бесплатно выдадут такой же искусственно сделанный образец. Существует и обратный контроль: если вы добыли животное, которое меньше разрешенных размеров (например, в Африке, в Танзании, категорически запрещено стрелять слона, у которого бивни меньше 75 дюймов), с вас возьмут огромный штраф, а охотничье хозяйство лишится лицензии. В Канаде обязательным в охоте на белого медведя является то, что после отстрела вы должны принести косточку из пениса животного, чтобы было видно, что ваша добыча – самец, а не самка. Эта косточка и является настоящим трофеем – ее оправляют в золото, в серебро, многие охотники вешают ее на шею как амулет и свидетельство того, что они добыли редчайшее животное. Даже в Африке на охоту тебя сопровождает не только профессиональный охотник, но и человек из местной полиции. Он контролирует не только то, чтобы у тебя как у белого человека не было проблем, но и то, чтобы сам белый человек не устроил стрельбу по чему ни попадя. В этом – защита животных, их правильный отбор. Существуют целые разветвленные структуры по охране животных. В зимнее время они занимаются подкормкой животных, когда в пищу добавляют необходимые витамины. Обязательно организуются солонцы – животным не хватает соли в природе. Идут непрерывная их селекция, перераспределение – особи, долго находящиеся в одном стаде, начинают вырождаться. И все это – на деньги, которые охотники платят за трофеи. Возьмите Северную Америку – там доходы от охоты и рыбалки составляют в год до 40 миллиардов долларов! Но существует еще и высокая культура охоты.

Оружие в Европе совершенно свободно продается без всякой лицензии, но вы не найдете в истории западной трофейной охоты случая, чтобы кто-то ехал на машине, увидел косулю и из окна пальнул в нее. У нас же – сколько угодно.

– Что сейчас происходит с охотой в России?

– Сегодня охотничьи хозяйства передаются в частные руки и происходит удивительный процесс – в полностью опустошенных за годы советской власти хозяйствах вдруг начинают появляться животные. У меня есть собственное охотничье хозяйство в Тверской области.

Когда я туда приехал, там было около 20 кабанов. За три года охраны, подкормки животных, организации посевов (чтобы звери могли питаться в осеннее и зимнее время) мы имеем уже больше 300 особей. Сначала по территории бродило всего несколько лосей – сегодня мы насчитываем их больше 50. Не было медведей, сегодня их уже больше десятка. За три года у нас был всего один случай браконьерства – нарушителя поймали и отдали дело в суд. Мы охраняем места глухариного тока, которые в природе формируются сотни лет! Если не охранять эти места, если туда придут лесники, которые ради нескольких кубометров древесины могут нарушить природный баланс, выживание самой древней птицы на земле окажется под угрозой. Появились тетерева, стало гораздо больше зайцев – это видно по следам. Каждый год мы отстреливаем пять-шесть волков, потому что они режут молодняк. И, разумеется, у нас полностью исключен отстрел самок. Всех охотников предупреждаем: не уверен, что перед тобой самец, опусти оружие, мы тебе компенсируем – лишний раз приедешь поохотиться. Но если отстреляешь самку, въезд в хозяйство будет навечно для тебя закрыт плюс штраф в пятикратном размере. Вот элементарная работа, требующая вложения денег, но сохраняющая животный мир. Кстати, таким образом животное поголовье повышается не только в нашем хозяйстве – буквально везде. Еще 15 лет назад Подмосковье было «выжженной пустыней», а сегодня здесь водится много разных животных, потому что наша область поделена на частные охотхозяйства. Вот в чем прелесть трофейной охоты: охотник, добывая одного зверя, помогает выживанию десятков других. Он заинтересован в этом.

– Сейчас приняли новый закон об охоте. Как вы к нему относитесь?

Как живые. Фото из архива Павла Гусева

– Он, конечно, несовершенен, хотя я его тоже лоббировал. Без такого закона жить нельзя, иначе в охотничьих хозяйствах наступит коллапс. Но сначала был принят Лесной кодекс, потом Водный и только затем – закон об охоте. Который, как оказалось, не стыкуется с кодексами, это породило гигантские проблемы. Вообще в законе много недостатков. Отсутствует понятие трофейной охоты. Опять разговор идет об устаревшем советском методе – стреляй все, что шевелится. Я категорически против этого. Еще момент: практически во всех странах мира, кроме двух-трех малоразвитых, запрещена охота из полуавтоматического оружия военных образцов. Такое оружие на охоте – смерть всему живому. Причем смерть мучительная. Здесь и пули плохие, и оружие малых калибров, как правило, только ранит животное, отчего оно мучается, и для для егерей возникает повышенная опасность. Так кто сегодня главный потребитель такого оружия? Россия. Потому что у нас склады забиты военным оружием, все эти винтовки переделываются в охотничьи, и переделка минимальная. Существует очень большое лобби предприимчивых людей, которым выгодно это оружие продавать. Это хороший бизнес, но бизнес на крови и смерти. Еще аспект: категорически надо запретить охоту на берлогах. Я этого долго добивался, и министр Трутнев поддержал. Ведь вы не знаете, кто в берлоге – медведица с двумя медвежатами или медведь. Если самца поднять и не отстрелить, он уходит и становится очень злым, опасным для окружающих. А если погибает самка, то и медвежата обречены на мучительную погибель. Это ужасная охота, я сам когда-то давно принимал в ней участие. Она должна быть абсолютно исключена. Кроме того, должны быть ограничены охоты по гусиным перелетам, потому что уничтожается огромное количество птиц. Должны быть четко регламентированы охоты по отстрелу многих видов млекопитающих. У нас, к примеру, введено правило, что для коренных жителей Камчатки, Севера, Сибири разрешена охота на все и всегда. В то время как их жизнь уже достаточно современна, им поставляют в достатке продукты питания, а их охотничий промысел существует в основном как пушной. То есть никакой необходимости в мясной охоте для выживания уже нет. Поэтому сегодня стремление защищать устои мясной охоты выглядит дикостью. С этим нужно бороться до конца.

– Есть какие-то места или охоты, которые вам особенно запомнились?

– Так получилось, что я одним из первых начинал нашу трофейную охоту в конце 1980-х, и мне посчастливилось побывать на всех самых опасных и интересных охотах мира, в самых нетуристических местах. Ну не существует сегодня в мире из законных охот таких, в которых я не участвовал бы. Горная – на самых разных высотах, в тропическом лесу, в Южной Америке, в Северной, за Полярным кругом. Каждая из охот – очень своеобразна. Но когда меня спрашивают, какая самая любимая, без которой я не могу ощущать себя охотником, я отвечаю – тяга на вальдшнепов. Представьте, красивое время, апрель, май. Самцы поднимаются в сумерках, летят и хоркают – хор-хор-хор. А внизу сидит самочка около лужиц, проталинок, отвечает – цвир-цвир-цвир и начинает припархивать. Самец садится и «опыляет» счастливую избранницу. В тот момент, когда самцы поднимаются, и начинается охота. Самцов очень много, поэтому самочка не останется одна.

– А что-то более экзотическое? Ведь охотник добирается до тех мест, где фактически не ступала нога человека.

– Сейчас я больше всего люблю горную охоту. Она – самая трудная, и я считаю ее вершиной охотничьего увлечения. Меня часто спрашивают: а ты в Африке был? А слона добывал? А льва, а леопарда? Все добывал. Я первый охотник в России, кто добыл африканскую пятерку – слон, носорог, лев, леопард и черный буйвол. Но профессиональные охотники, как правило, не спрашивают про пятерку, хотя добыть ее сверхпочетно. Во всем мире специалисты спрашивают: а ты охотился на Марко Поло (горный баран, который водится на вершинах более 4 тыс. м. – «НГ»)? Если ты говоришь – да, следующий вопрос: и ты сумел добыть?! И непременно – какой у тебя размер – имеется в виду размер трофейных бараньих рогов. Ну а когда ты упомянешь, что входишь в десятку обладателей самых крупных трофеев мира, тебе почтительно жмут руку и признают настоящим Охотником. Я все это прошел. У меня пять добытых Марко Поло. Это действительно очень трудная охота в невероятно тяжелых условиях, когда мучает горная болезнь, когда ты в любой момент можешь сорваться и погибнуть. Охота на выносливость. Когда ты едешь с такой охоты, понимаешь, что покорил мир, покорил себя, прежде всего пересилив собственный страх. У меня был любопытный случай в Канаде, когда я охотился на барана Далла – это уникальный трофей, который в России имеют единицы охотников. Баран этот водится в самых диких местах Канады в районе Аляски. После первого же дня охоты я сказал, что больше не пойду, не смогу выдержать физически, а было это лет 15 назад. Профессиональные охотники посмотрели на меня с сожалением. Утром мне стало стыдно, я решил идти и в тот же день все-таки добыл свой трофей! Но насколько это была трудная охота: баран находится под отрицательным уклоном, охотники сидели у меня на ногах, а я висел над пропастью в километр с лишним глубиной. Но я превозмог себя. Кто-то скажет: ну и ради чего ты это делаешь, дурак? А для чего люди спускаются на надувных лодках по горным рекам, гибнут, калечатся? А альпинисты? Спелеологи? Те, кто ныряет на большие глубины?

– То есть, по сути, охота – это экстремальный спорт?

– Да, трофейная охота – экстремальный спорт, но и нечто большее. Потому что просто разрядить оружие в зверюшку – ума много не надо. А я прошел весь Непал, был на вершинах, достигающих 4,5 тысячи метров, где бывают только альпинисты с веревками и крючьями, а ты по этим тропам – с рюкзаком и ружьишком. Добывал там уникальный трофей – голубого барана. Две недели ночевок в горах, потрясающие места. Ты получаешь такой заряд от неизведанных красот, которые не увидит обычный турист, растянувшийся в Египте на лежаке с бутылкой пива. Там, где я побывал, есть даже надписи: туристам идти дальше не рекомендуется. Слишком опасно. А охотник идет. Это наша территория. Когда я в тропических джунглях Камеруна охотился на лесного слона, одного из самых трудных трофеев Африки, я потерял за неделю 20 кг веса. Температура воздуха была около 45–48oС и 100% влажности – через каждые 10 минут я буквально выжимал рубашку. И шел – как в американских фильмах про Вьетнам – с оружием на голове, по горло в болотной жиже.

– Что происходит с мясом убитого животного?

– Это хороший вопрос. В Европе мясо трофейных животных становится собственностью хозяйства. Мясо обрабатывается и отправляется в рестораны, с которыми заключены договоры. Это тоже статья дохода охотхозяйста, частично эти деньги идут на сохранение животного мира. В Африке часть мяса можно попробовать – его тебе приготовят, остальное отдается племенам – один из способов поддержания местных жителей, потому что живут они очень бедно. Кроме того, охота для них еще и защита – стадо слонов съедает поле, засеянное людьми, подчистую, и люди обречены на голодную смерть. В России все гораздо сложнее. Мясо просто становится собственностью охотника, у нас нет налаженной системы его сбыта.

– Вы сами любите дичь?

– Я всегда пробую разное мясо, мне интересно. Я, например, ел мясо льва, хотя его обычно не едят. Белое мясо, жестковатое, не сказал бы, что получаешь от него удовольствие. И потом все-таки это большая кошка. Очень вкусные крокодильи хвосты, что-то среднее между курицей и осетриной. Вкусны отдельные части у слона – хобот, куски пяточного мяса, которые после приготовления превращаются в студень... Замечательное мясо – от горных баранов, пропитанное необычными травами, солнцем.

– Кажется, вы собираете коллекцию оружия?

– Да, коллекция оружия у меня есть, есть разрешение ее собирать, в ней много разных стволов, есть антикварные. Но пользуюсь я только тремя-четырьмя любимыми ружьями, они не самые дорогие, но главное – я точно знаю, на что они способны. Когда, например, в Африке раненный разъяренный леопард бросился на нашу машину и нам грозила неминуемая гибель, началась паника, все попадали на дно машины, я с одного метра сумел поразить зверя, потому что был уверен в своем оружии, знал все его тонкости. Или когда на меня напал медведь, со спины, между нами оставалось чуть более двух метров, я сумел развернуться и остановил его. Но вообще у меня есть другое увлечение – более 40 лет я собираю антикварную русскую охотничью книгу. У меня самая крупная такого рода библиотека в России, это я точно могу сказать. Я собрал практически все, что выходило по этой тематике. Осталось найти совсем редкие экземпляры, например, маленькие брошюрки местных изданий. И эта страсть сейчас занимает меня даже больше, чем охота.