Семейный портрет

Оскар Рабин. Королевство Лианозово. 1962.
Фото из каталога выставки

Чем дальше во времени мы отходим от советского периода, тем внимательнее начинаем присматриваться к нашему еще совсем недавнему прошлому. Неожиданный всплеск интереса к творчеству художников-шестидесятников во многом связан с переосмыслением и принятием истории собственной страны. Как выяснилось, по баракам и подвалам рисовало немало талантливых ребят. Однако имена некоторых из них не просто вошли в историю русско-советского искусства, но и во многом стали ключевыми в понимании специфики времени.

Именно к этой категории художников относится Оскар Рабин, человек с непростой судьбой и еще более непростой живописью. По собственным воспоминаниям, он начинал работать, «чтобы понравилось начальству», и бунтарем не был. Только получалось как-то фальшиво. А затем пришло осознание, что слушать надо только себя и писать так, как велит душа и совесть. Вот и появился тот самый рабинский реализм, острый, пропитанный болью и тоской, а иногда жестким сарказмом над абсурдностью советской жизни. И этого-то реализма с его нищетой, убогостью и пьянством принимать никто не хотел. Непризнанный художник работал для себя, объединяя в маленькой комнате темного барака в Лианозово таких же жаждущих и скрывающихся, получивших в наше время наименование «нонконформисты», представители «другого» искусства. Бунтарский дух проявился и в этих неофициальных встречах, и в знаменитой «Бульдозерной выставке», одним из организаторов которой был Рабин. Позже фактически изгнанный из родной страны, он не потерял духовной связи с ней. Парижанина по прописке и москвича по духу, художника и по сей день не оставляет образ России.

Теперь его работы расползлись по миру, а последний раз в России они собирались в далеком 1993-м, когда была организована персональная выставка в Русском музее. И вот наконец Москва. Первое масштабное представление работ Оскара Рабина, его жены, художницы Валентины Кропивницкой, и сына Александра Рабина. Три индивидуальности, связанные одной судьбой. Три независимых образа мира.

Работы Рабина собирали по частным коллекциям. Здесь и ставшие уже почти классикой произведения 1960-х, и коллажи 1990-х, и последние работы художника. Мало что изменилось за это время. Появилось немного французских мотивов, но русское все равно на первом месте. Осмысление реальности, своей жизни, грусть об ушедших людях, о сложности окружающего мира. По словам Эрика Булатова, Рабин сделал самое большое, что может художник, – он нашел образ своего времени.

Удивительно, как Валентине Кропивницкой удалось сохранить свой неповторимый стиль рядом с такой сильной индивидуальностью. Но она сохранила. Ее стихия – камерная графика, тушь, цветные карандаши, черный фломастер. Фантастический мир причудливых трав и деревьев, деревянных изб и часовенок, кудрявых облаков может показаться счастливым райским уголком, если бы не едва заметные герои ее работ. Странные существа, похожие одновременно на людей и неизвестных зверюшек, хранят в своих больших глазах столько печали, что становится понятно, как непросто им жить на свете и как хочется забраться подальше в этот волшебный мир.

Родившись в семье художников, окруженный атмосферой творчества, Александр Рабин также искал выход своим эмоциям в живописи. Из-за ранней гибели художника его работ осталось немного, но они представляют зрителю особый, очень тонкий и романтичный мир. Французские дома и замки переплетаются в нем с русскими иконами. В туманной дымке тают лодки и нежные фигурки людей. Почти монохромная, спокойная живопись задумчива и мечтательна.

Выставка Рабиных и Кропивницкой – это, безусловно, еще один шаг к осмыслению и переживанию ошибок и особенностей советской реальности, возможность задуматься и вспомнить. И, конечно, это удовольствие от общения с прекрасной талантливой живописью.